|
Вот послушай. Я видела тебя; ты в кругу лесных братьев сидел на большой поляне в Шервудском лесу. Наверное, ты давал праздник своим храбрым товарищам, потому что ветви старых деревьев были увиты гирляндами роз, и красные ленты весело развевались от дуновений благоуханного ветерка. Я сидела рядом с тобой, держала тебя за руку и чувствовала невыразимую радость, но тут вдруг между нами возник незнакомец с бледным лицом и в черной одежде и сделал мне рукой знак следовать за ним. Я встала вопреки своей воле и вопреки своей воле пошла за мрачным незнакомцем. Однако, прежде чем уйти, я вопросительно посмотрела на тебя, потому что не могла проронить ни слова и меня душила печаль; ты спокойно и с улыбкой посмотрел на меня; я показала тебе на незнакомца, но ты, повернув голову в его сторону, продолжал улыбаться; я постаралась объяснить тебе, что он уводит меня от тебя; ты слегка побледнел, но улыбка не сошла с твоих губ. Я впала в отчаяние, задрожала и горько заплакала, обхватив голову руками.
А незнакомец все вел меня за собой. Когда мы отошли на несколько шагов от поляны, передо мной предстала женщина в покрывале; незнакомец отступил назад, женщина подняла покрывало, прятавшее от меня ее лицо, и я узнала нежные черты своей матери. Я вскрикнула и, дрожа от удивления и счастья, смешанного с испугом, протянула к ней руки. «Милое дитя, — сказала она, и голос ее звучал мелодично и нежно, — не плачь, смиренно, по-христиански прими участь, общую для всех смертных. Умри с миром, без горечи, оставь этот свет, который может дать тебе только суетные удовольствия и скоропреходящие радости. За его пределам есть обитель вечного блаженства, приди сюда жить со мной; но, прежде чем идти за мной, взгляни!» И с этими словами моя мать дотронулась до моего лба рукой, холодной и белой, как мрамор. При этом прикосновении, мой взор, который застилали слезы, прояснился, и я увидела вокруг себя блистающий хоровод юных девушек. Все они были ангельски Красины, и на устах у них играла божественная улыбка. Они ничего не говорили, просто смотрели на меня и, казалось, старались, чтобы я поняла, как я буду счастлива жить среди них. Пока я любовалась своими будущими подругами, мать, наклонившись ко мне, ласково сказала: «Дитя мое милое, взгляни, взгляни еще раз». Я последовала ее совету. Вокруг меня благоухали цветы, ветви деревьев клонились под тяжестью плодов: румяные яблоки и золотистые груши прятались среди белых маргариток. В воздухе был разлит чудесный аромат, и вокруг порхали и пели яркие птички. Я пришла в восторг, горе потихоньку ушло из моего сердца, и моя мать, радостно улыбнувшись, еще раз ласково и нежно повторила мне: «Взгляни, дитя мое, взгляни». Тут за мной раздались легкие шаги. Они были едва слышны, но прозвучали для меня как дивная музыка, сердце мое забилось чаще, и я обернулась. И тогда — о Робин! — я почувствовала беспредельное счастье, ибо увидела тебя, ты бежал ко мне по лужайке, глаза твои блестели, и ты протягивал мне руки. «Робин! Робин!» — закричала я и хотела броситься тебе навстречу, но мать меня удержала. «Он придет, — сказала она мне, — вот он, уже здесь». И взяв наши руки, она соединили их, а потом, поцеловав меня в лоб, сказала: «Вы, мои дети, там, где счастье вечно, любовь никогда не кончается, вы в обители избранных. Будьте счастливы!» Конец сна я не запомнила, милый Робин, — помолчав, сказала Марианна. — Я проснулась и поняла, что Небо послало мне предупреждение и надежду. Я должна расстаться с тобой на долгие годы, да, но не навсегда. Бог соединит нас в ином мире… — Дорогая Марианна! — Любимый мой, — продолжала молодая женщина, — последние силы оставляют меня, положи мою голову себе на грудь, обними меня покрепче, и я усну последним сном, как засыпает усталое дитя на груди матери. |
