Мне казалось, в ту ночь, когда я потеряла ребенка, мы начали понимать друг друга. В ту ночь он был таким нежным, Рита, и так поразительно меня поддержал. Я думала... – В некотором замешательстве она покачала головой. – Я так обрадовалась, что мы наконец стали друзьями. Леонидас это бы одобрил. Но теперь... теперь я вижу, что никогда не стану другом Георгосу. Для него я просто объект, за который он отвечает, не более. И так будет всегда.

– Ну этого бы я не сказала...

Сухой, знающий тон Риты озадачивал. Она хотела что-то сказать, но тут им принесли кофе с мороженым. Мгновение было упущено, зато Иви получила несколько секунд на обдумывание того, что могла бы иметь в виду Рита. Неужели? Иви замерла, не дыша. Ее округлившиеся глаза встретились с холодным взглядом Риты. Так же холодна была и ее улыбка.

– Я вижу, тебя наконец осенило и в том и в другом смысле. Я наблюдала, много ли на это потребуется времени.

– Но это... это же безумие, Рита! Я ему совершенно не интересна... я все еще люблю Леонидаса, – торопливо закончила она в панике.

– Хорошо, что ты не стала лгать, будто Георгос тебе безразличен, – сухо ответила Рита. – Иначе я бы подумала, что ты слепая, глухая и бесчувственная. Он на редкость привлекателен и столь же сексуален.

Иви уставилась на секретаршу Георгоса. Неужели она так слепа? Неужели Рита тайно любит своего шефа?

– Нет, – протянула Рита, – я не влюблена в Георгоса. Он для меня слишком молод и в нем слишком много плотского. Мне нравятся мужчины постарше, из тех, кому в женщине важнее ум, чем тело. – Она улыбнулась, видя, что Иви все еще в шоке. – Но ты совсем другое дело. Ты красива, и в тебе тоже много плотского. Я отказываюсь верить, что гормоны твоей юности не откликнулись на него чисто физически. А что касается Георгоса... если ты думаешь, что твое чувственное цветущее тело его не привлекает, то подумай получше, моя дорогая. По-моему, его настроение последнего времени не имеет никакого отношения к горю, а вызвано невозможностью утолить желание.

Резко наклонив голову, Иви тянула кофе через соломинку. Ей было просто необходимо остыть, не говоря уж о времени на размышление. Возможно, доводы Риты не лишены оснований. Она признавала, что он красив, и чувствовала, как ее тянет к нему, особенно когда она расстроена.

Но начисто физическом уровне? Она могла честно сказать: этого нет. А о ее привлекательности для Георгоса... Иви уже убедилась, что в самом общем смысле такое возможно, но вряд ли она причина его бессонных ночей. В последние три месяца маленькие его путешествия приняли регулярный характер. Вряд ли можно говорить о неутоленных желаниях.

Его страдания, считала она, совсем другого рода. Ее мысли обратились к бывшей жене Георгоса. Она так и не расспросила Эмилию об этой женщине, потеря ребёнка смешала все ее мысли и чувства. Теперь любопытство вновь проклюнулось.

– Расскажи мне об Анне, Рита. Какая она была?

– Самая красивая женщина, которую я когда-либо встречала. Это на первый взгляд. Но удивительный эффект – чем внимательнее на нее смотришь, тем менее совершенной она кажется. Шик, блеск, если ты понимаешь, что я имею в виду. Масса золотых волос, улыбка мисс Америки, пышный бюст, длинные ноги. Хоть сейчас на обложку журнала. Но не глупа, отнюдь. У этой куколки острый как бритва ум. Она играла Георгосом как кошка мышкой и приклеила его надежней некуда. Он был без ума от нее до того самого дня, пока не обнаружил правду.

– Какую?

Рита нахмурилась.

– Может, мне не следовало бы тебе это говорить, хотя вряд ли он догадывается, что я в курсе. Если вы у себя в кабинете ворошите грязное белье, а секретарша сидит у самой двери, то голоса лучше не повышать.