– Какой ты человек? – ринулась она в атаку, сердце у нее больно колотилось. – Я думаю, ты совершенно ничего не понимаешь, если считаешь, что Леонидас возразил бы против того, чтобы у меня родился твой ребенок. Как же ты плохо знал своего брата! В нем отсутствовала какая-либо мелочность, зависть и злость. Готова поспорить, что он заставил тебя на мне жениться, надеясь, что в конце концов мы окажемся вместе. Вот какой у тебя был брат, Георгос. А что касается моей жалости... Сомневаюсь, чтобы ты когда-нибудь стал объектом женской жалости, – горячо выпалила она. – Ты вызываешь совсем другие чувства!

Сузившимися глазами Георгос смотрел на ее вздымающуюся грудь.

– Уж не собираешься ли ты сказать, что хочешь отправиться со мной в постель? – недоверчиво спросил он.

Иви не отвела глаз, хотя щеки ее пылали.

– Не могу сказать «да» , но не могу сказать и «нет» . У меня мало опыта в таких делах. Но тебе, должно быть, это известно, ты очень привлекательный и, я уверена, опытный мужчина. Что думаешь ты? – очертя голову повела она наступление. – Ты мог бы сделать так, чтобы я захотела отправиться с тобой в постель?

Обжигающие, но странно холодные голубые глаза, казалось, проникли сквозь ее платье, их жар жег ей кожу, их лед превратил ее соски в тугие застывшие бутоны. С откровенной неторопливостью его взгляд прошелся вверх, миновав ее сжавшееся горло и приоткрывшиеся трепещущие губы, и достиг, наконец, больших влажно-карих глаз, расширявшихся по мере того, как они вбирали в себя силу этого безжалостно чувственного взгляда.

О да, задохнувшись, поняла она, он может это сделать. Но в этой постели не будет ничего похожего на то, что она испытала с Леонидасом. Не будет никакого слияния душ, одно только слияние тел – крепких, здоровых тел, стремящихся друг к другу в порыве примитивной страсти.

Четкие недвусмысленные образы, атаковав ее разум, заставили Иви задохнуться от шока и стыда, ибо обуревавшие ее сейчас чувства не имели ничего общего с той любовью, о которой она всегда мечтала. Это был только голое плоти.

Когда Георгос шагнул к ней, она попятилась, бледная, потрясенная. Его рот дернулся в непонятной улыбке, рука потянулась и со странной нежностью задержалась на ее щеке.

– Давай забудем об этом разговоре, Иви, – сказал он низким, севшим голосом. – Но больше не делай мне таких предложений. И не бросай таких вызовов. – Его рука упала, плечи распрямились, и лицо вновь обрело обычное резко-отчужденное выражение. – А теперь ступай на кухню и поулыбайся Эмилии и матери, – велел он. – Мы ведь не хотим расстроить их на Рождество, правда?

9

По давней традиции накануне Нового года для сотрудников их фирмы устраивался большой прием. Однако в этом году возникло некоторое затруднение.

Как представлять ее гостям? Никто, кроме Риты, не знал об их странном браке. Брак удобства ради, хотя теперь это стало сплошным неудобством, с горечью подумала Иви, глядя на огорченное лицо Георгоса.

– Я просто останусь у себя в комнате, – предложила она, вызвав протестующий вопль Риты, пришедшей помочь с приготовлениями.

Георгос одарил свою секретаршу сокрушающим взглядом, но Риту это нимало не смутило.

– Ваша мать ни за что этого не позволит, и вы прекрасно об этом знаете, – последовало ее суровое напоминание. Георгос вздохнул и сдался.

– Мы скажем, что ты старый друг семьи, – сказал он Иви. – Из всех, кто придет на вечер, только Янис знает, что это не так. Я ему сейчас позвоню и предупрежу, чтобы он держал язык за зубами.

– Не беспокойся, я это сделаю, – быстро предложила Рита.