В то же мгновение бревно вдруг взвилось и захлестнуло девочку в тесных объятиях так, что она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Вот и попалась! – воскликнул Давило, но тотчас взвыл, потому что пленница, оглушительно взвизгнув, вонзила в бок питона все свои острые зубки.

– Получи, уродина! Сейчас ты у меня схлопочешь! – крикнула Липучка.

Она сопротивлялась изо всех сил: кусалась, царапалась, пиналась. Питону, который держал ее осторожно, чтобы не повредить редкий экземпляр, приходилось нелегко.

Но тут подоспел Робус-Гробус и, набросив на Липучку сеть для ловли животных, запутал ее и потащил в сарай.

– Ну и дела! Надеюсь, она не бешеная, – бормотал Давило, ползя вслед за киборгом.

– А в чем дело?

– Она меня едва не перегрызла! – пожаловался питон. – Сражаться со страусом и то было легче, тот, во всяком случае, не кусался.

– Ага, это ты украл страуса! Я нашла зуб, который он тебе выбил! – закричала Липучка, очнувшись на плече у Робуса и лягнув его пяткой по железной голове.

– Ишь ты, говорящая мартышка! – удивился питон. – Ты слышал, Гроб, она разговаривает?

– По-моему, все мартышки разговаривают! – сказал киборг.

Они затащили пленницу в сарай и опустили на солому. При этом питон подполз слишком близко, и Липучка едва не выбила ему второй зуб.

– Учти, червяк, я занималась карате! Не говори потом, что я тебя не предупреждала.

– Эта мартышка ужасно болтливая, – задумчиво подметил Давило. – По-моему, она еще болтливее, чем я.

– Я не мартышка! Я человек! – завопила Лена. – Вам ясно, тупицы? Вы перепутали!

Питон и Гробус переглянулись.

– Дав, а вдруг она в самом деле не мартышка? – спросил киборг.

– Мартышка. Самая натуральная мартышка, – успокоил его питон. – Они хитрые, им одурачить нас ничего не стоит. Посмотри по атласу: голова одна, рук две, ног две, пальцев по пять – все совпадает. Значит, мартышка.

– Но она же разговаривает!

– Ну и пусть разговаривает. Если будет слишком громко вопить, мы заткнем ей рот кляпом.

Липучка давно сообразила, что попала в плен к туповатым инопланетянам – помощникам похитительницы животных. Но удивительно, что она ни капельки их не боялась, хотя и понимала, что вырваться ей будет очень непросто. Сеть была прочной, и сколько девочка ни барахталась, только запутывалась еще больше.

Давило и Робус с интересом рассматривали пленницу.

– Слышь, Гроб, а ведь эта мартышка похожа на нашу хозяйку, когда та была поменьше, – сказал вдруг питон. – Та тоже была крикливая, кусалась, ругалась, швырялась, стреляла из пистолета боевыми патронами, а мы с тобой ее нянчили.

– Да, тяжелое было время, – согласился киборг. – По мне, так лучше муштровать целый батальон новобранцев, чем одну-единственную непослушную девчонку. У меня до сих пор сохранились вмятины.

– А меня она заставляла завязываться узлом. Ей было интересно, смогу ли я завязаться в такой узел, из которого потом не смогу сам освободиться. Иногда она скатывалась с меня, как с горки, – хмыкнул питон.

«Ага, так эти тупицы любят детей! Ну, я им устрою!» – подумала Липучка и, сделав самую жалкую рожицу, какую только она умела, плаксиво сказала:

– Развяжите меня, пожалуйста! Мне больно! А то я буду плакать. А-а-а!

– Мы не можем тебя развязать, мартышка. Ты убежишь, – сказал Гробус, и Лена, сообразив, что номер со слезами не пройдет, перестала хныкать.