Я тоже засмеялся. Мы поговорили немного о вопросах, которые в данный момент перед нами стояли. Насущной проблемой стала еда. Наводнение испортило часть весенних посевов, и ожидаемого урожая едва хватало на то, чтобы наши люди дожили до следующей жатвы. Однако мой разум занимало кое-что другое, и вскоре я наконец поднял этот вопрос.

— Ты помнишь день смерти моего отца? — спросил я у него.

Его лицо приняло серьёзное выражение:

— Конечно, меня бы здесь не было, если бы не сильные руки твоего отца, тащившие меня обратно.

— Перед смертью он упомянул люстру, которую для тебя сделал, — просто сказал я.

— Я помню. Надо было раньше об этом подумать. Пойдём, посмотрим на неё — зал сейчас должен быть пуст. Лучше сейчас, чем потом, когда начнут готовиться к ужину. Уверен, тебе захочется побыть одному, — сказал он с полным сочувствия взглядом.

Мы пошли вместе, и это снова напомнило мне, как я ценил дружбу герцога.

— Твой отец всегда хорошо ко мне относился, — сказал он на ходу. — В нём всегда было много скрытых глубин.

Я согласно кивнул, не зная, что сказать.

— Большинство людей этого не замечали, потому что он не тратил времени на разговоры, но я это понял с первого раза, когда он выполнил для меня работу, — продолжил он.

— Какую?

Джеймс тихо засмеялся:

— Сломанная ось на одной из наших повозок. Она сломалась за месяц до этого, во время поездки в Арундэл. Я позволил тамошнему кузнецу починить её, но его шов не продержался. У твоего отца на счёт этого были кое-какие весьма яркие выражения.

Я вполне мог вообразить. Он всегда имел твёрдое мнение о неряшливо сделанной работе.

— Могу предположить, что он отказался снова её чинить.

Глаза Джеймса загорелись:

— Это точно. Сказал, что нужно будет выковать ось заново, и что старую нужно просто отправить в металлолом. Я хотел, чтобы он просто залатал её, как раньше, но он и слушать не желал. Я думал, что он просто пытался выбить из меня побольше денег, поэтому стал спорить с ним. Знаешь, что он мне сказал?

Я примерно представлял, что он мог сказать, но не хотел портить ему рассказ:

— Нет, сэр, — сказал я.

— Он сказал, что если я хотел «выполнения хреновой работы», то я, чёрт побери, мог поискать для этого кого-то другого. Я думал, что он начнёт огнём плеваться, когда он это сказал.

Я засмеялся:

— И что ты сделал?

— Я пошёл к другому кузнецу. Я был весьма зол на твоего отца. Ты должен понять, что будучи герцогом, причём молодым, я не был привычным к такому обращению. В то время я серьёзно раздумывал о том, чтобы наказать его за дерзость, но сдержался. Два месяца спустя эта ось снова сломалась, — сказал он, и приостановился на миг, когда мы прошли через дверь в главный зал.

Когда мы вошли, я увидел новую выкованную из железа люстру над высоким столом.

— И что ты сделал? — подтолкнул я хозяина дома.

— Я проглотил свою гордость, и пошёл к нему. Он ни слова об этом не сказал, но его глаза сообщили мне всё, что мне нужно было знать про его мнение насчёт моей глупости. После завершения работы я заплатил ему вдвое больше, чем он просил. С тех пор к другим кузнецам я не обращался, — улыбнулся он, вспоминая.

— Эту историю я раньше не слышал, но это точно про него, — согласился я. Подняв взгляд, я увидел, почему мой отец желал, чтобы я сюда пришёл.

Большинство людей не думает о ковке, когда речь заходит об искусстве, и, по правде говоря, Ройс никогда не был художником, в строгом смысле этого слова. Он просто очень хорошо работал.