Мясо оказалось безвкусным (без соли же!) и жестким. «Ну, разумеется, – кивнул Семен, разжевав первый кусок. – Приличные промысловики щуку за рыбу не считают». Тем не менее желудок он набил до отказа и с удовлетворением вспомнил о планировавшемся с утра поносе, который так и не состоялся.

Примерно к полудню гордый разворот Семеновых плеч сменился обычной понурой сутулостью. Плыл он уже долго, а подходящего места все не попадалось. Нет, хорошие места, конечно, встречались, только выяснялось это, лишь когда они оставались позади. А судно его, ясное дело, обратный ход давать не умело. «Нет, все-таки надо делать лодку, – мечтал Семен. – Берется большая толстая лесина и в ней… Вырубается? Выжигается? Выскабливается? Да-а…»

Семен решил снизить требования к месту обитания и исключил из числа таковых лес с ягодами. Чуть позже он откинул заросли ивы и косу с камнями. Он уже готов был ограничиться лишь требованием наличия дров и места для рыбалки, когда ему попалось почти то, что нужно. Тут были дрова – завалы плавника, мелкая (пожалуй, слишком) протока и заросли кустов, похожих на иву. «Все! – решил Семен. – Хватит привередничать! Здесь будет город заложен!»

Обосноваться он решил рядом с водой под двухметровым обрывчиком, обращенным к основному руслу. Первым делом, разумеется, разжег костер, обжарил кусок рыбы и стал «набивать кишку». Надо сказать, что с самого начала он не стремился доводить пищу до полной готовности, а употреблял ее полусырой. Вот и сейчас он рвал зубами почти сырое жесткое мясо и, пожалуй, получал от этого удовольствие. «При глубокой термической обработке, как известно, в продукте гибнет масса полезных веществ – всякие там аминокислоты, витамины… Общая беда первых „бледнолицых“ покорителей севера – цинга. А, скажем, чукчи и эскимосы веками жили в таких условиях и ни о какой цинге и слыхом не слыхали. А все почему? Потому что занимались сыроедением. И вовсе, наверное, не из-за того, что у них была проблема с топливом».

После еды Семен полежал кверху пузом минут двадцать (чтобы «жирок завязался») и решил приступить к трудам праведным. Выше по течению он скатил в воду два неподъемных ствола, провел до костра и вновь выкатил на берег. Работа была тяжелая и мокрая, но в результате давала возможность не заботиться постоянно об огне и не бегать каждый час за хворостом. Это первое, а второе – мясо (точнее, рыба). Судя по ощущениям, в пасмурные дни температура здесь колеблется в пределах десять – пятнадцать градусов. Это, конечно, не очень много, но продукт успеет стухнуть раньше, чем кончится. Значит, нужно коптить и вялить. Хотя бы слегка.

К тому времени, когда лесины обсохли и принялись достаточно уверенно гореть, точнее, тлеть, Семен соорудил две треноги, сверху пристроил палку и на ней развесил над костром куски рыбьего мяса. Нельзя сказать, чтобы они коптились по-настоящему, но Семен решил, что и так сойдет.

Покончив с этим делом, он обследовал обрыв и с удовлетворением отметил в нем две линзы конгломератов – гальки, погруженной в песчаный «цемент». Среди обкатанных камней виднелось несколько штук, похожих на кварциты. В верхней части разреза он обнаружил прослой глины мощностью сантиметров тридцать. На ощупь глина была с небольшой примесью мелкого песка. Искушение было слишком велико, и Семен не удержался: наковырял глины, размесил ее на большом плоском валуне и стал лепить… Нет, не горшок и не амфору, конечно, а нечто похожее на глубокую миску. Он вылепил три уродливых посудины, полюбовался на дело рук своих и оставил их сушиться. Пора было приступать к выполнению главной задачи.

Первоначально он собирался строить шалаш прямо у костра, но вовремя одумался.