Издевательство какое-то! Ей теперь что? Повесить тут расписание, в этом курительном закутке? Понедельник – Мальцева рыдает тут, давясь соплями и дымом в десять утра. Вторник – Мальцева рыдает тут же и так же, но уже после обеда. Будь ты проклята, прекрасная тётя Варя со всей своей хорошестью! Внучек в честь тебя называют. А тётя Таня теперь малолеток трахает. То есть – они её. Хорошие жизненные достижения. Отличные даже, чего уж там!
Вечером в кабинет зашла Марго. Как это она ещё так долго продержалась? Не до того было. Работа превыше всего.
– Слушай, ты что, правда переспала с этим интерном?
– Правда. И не единожды. Прежде чем орать об этом на всё отделение, двери прикрой хотя бы.
– Ой да ладно! Не так уж я и ору. А чего злая такая весь день? Должна сиять и лучиться.
– Ага. У Панина внучка родилась. В честь Варьки называют. А я с интерном переспала. И должна сиять.
– Да перестань!
– Я и не начинаю. Констатирую охуенно жёсткие факты, вот и всё.
– Не, ну а как тебе эти роды на скамейке? И эта Катя – какая-то умора. Она свою историю охотно всем рассказывает в подробностях. От заведующего неонатологией до буфетчицы. Панин уже синий ходит. Впрочем, может, он не от этого синий ходит… Он тебе звонил?
– Нет. Не звонил. Не вызывал. Даже не поздоровался, когда утром в лифте столкнулись. Что там за цирк вчера был, когда я ушла?
– Когда вы ушли! – поправила Маргарита Андреевна. – Когда вы ушли, Матвеев прижал Панина к стулу, тот давай вырываться, так что они его уже вдвоём со Святогорским держали. Девочка Светочка, пока я на Сёму всю свою контролирующую функцию перекинула, быстренько напилась как свинья. Видимо, до этого никогда не принимала. И давай плакаться, де, не любит её никто, а любят всё каких-то старых пожёванных блядей, причём любят этих старых пожёванных блядей буквально все.
– Чего это пожёванных? – хихикнула Мальцева.
– О! Узнаю брата Васю! А то взяла моду нюниться и плакать по углам.
– Ты откуда знаешь?
– Да всё я про тебя знаю, железная, блин, женщина. – Марго махнула рукой. – Ну так чего интерн-то?
– Он хороший, Маргоша. Очень красивый. Очень внимательный. Заботливый. Как будто ему не двадцать пять, а уже давным-давно…
– А что такое двадцать пять? – возмущённо перебила подругу старшая акушерка. – Двадцать пять – это уже здоровый мужик. Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять. Гайдаром с его полком так всем мозги прополоскали, что надоело, видимо. Но может же среди поколения уродов вырасти один нормальный!.. Кстати, он в ординаторской сидит. Один. Делает вид, что внимательно читает книгу.
– Может, не делает. Может, действительно читает. У меня создалось впечатление, что он может отделять этих… мух от этих…
– Котлет! – подхихикнула Маргоша.
– Именно. Но зачем он мне, скажи, а? Я ему быстро надоем. Он мне – ещё быстрее.
– Пусть будет. Надоест – выкинешь. А ты ему не можешь быстро надоесть. Такая баба, как ты, – любому мужику за счастье!
– Ох, жаль, Маргоша, что одна из нас не мужик. Была бы идеальная пара.
– Или что мы не лесбиянки хотя бы, – грустно улыбнулась Марго. – Ладно, подруга, всё образуется.
– Ничего уже не образуется, Маргарита Андреевна. В лучшем случае я могу выйти замуж за вдовца Волкова. Кстати, он меня на какую-то гламурную вечеринку пригласил… А в худшем – я буду продолжать наши беспощадные отношения с Паниным. |