Камеру не уговоришь и не обманешь, с часовым проще, у него есть мозги, которые всегда можно запудрить. Но зато камера ни за что не сможет перегнуться через ограждение вышки и рявкнуть: «А это что за падла там затихарилась?!» У камеры свой сектор контроля, от которого она не отойдет ни на секунду, ни на сантиметр.

Притча во языцех. Мертвая зона. Зона, расположенная меж сектором обзора зеркала заднего вида и сектором обзора зеркала внутри салона может стать на скоростном шоссе причиной гибели. А может и явиться спасением в ту минуту, когда мент заглядывает в окно, а ты сидишь под подоконником.

Дождавшись поворота камеры в другую сторону, Мартынов быстро забрался на забор и стремительно обрушился вниз, перекатившись к стене уже внутри ограды.

Камера вернулась обратно. Оператор, если только таковой сидел перед монитором, снова должен был видеть пустую территорию, и только ветка вяза, что совсем недавно находилась в покое, качалась из стороны в сторону.

Лежа на земле, Андрей осмотрелся. Знать бы раньше, засыпал бы Холода вопросами о технологии охраны его дома.

Внутри двора на стенах тоже имелись камеры, но эти уже не двигались, а просто тупо смотрели своими циклопьими глазами туда, куда их однажды направили. Сообразив, что если идти прямо, никуда не сворачивая, то можно остаться незамеченным, Андрей встал, машинально отряхнулся и медленно двинулся к дому.

Рядом с каменной стеной особняка он повторил знакомую процедуру – прижался к стене спиной и таким образом проследовал до угла.

Идти к крыльцу Мартынов не решился. В любой момент из дома мог выскочить вооруженный представитель правоохранительных органов. Мартынов не любил заведомо проигрышные ситуации. А потому, посмотрев вверх, он секунду подумал – больше для очистки совести, чем для анализа, и уверенно взялся руками за выступ стены.

Гробовая тишина во дворе и внутри дома настораживала и заставляла передвигаться быстрее. Чем скорее он разуверится или убедится в своих опасениях, тем быстрее уберется отсюда или, наоборот, протянет хозяину руку. И вот стена рядом с ухом, а окно первого этажа уже под ногами, но он все еще не слышал ни раскатистого голоса Холода, покрикивающего в телефонную трубку, с которой никогда не расставался, ни долбящих звуков Dolby Digital кинотеатра, который не переставая крутил кино для единственного затворника этого особняка, ни топота охранников, спешивших исполнить те или иные указания босса. Ничего этого, Андрей не слышал. Или не хотел слышать из-за того, что у ворот стояла черная «Волга», которая не должна была находиться здесь просто по определению.

Слава архитектору, угодившему вкусам Сёмы! Построй он этот дом в стиле модерн, взобраться по его округлым стеклянным стенам с такой легкостью вряд ли бы удалось. Но Сёма был старомоден, и эти ступенчатые стены в стиле «готика» как нельзя лучше подошли бы для тренировок альпинистов.

Окно на втором этаже открылось с той же легкостью, с какой открывается душа случайного партнера по складчине в очереди за пол-литрой. Протянув руку, Мартынов без труда отвел в сторону незапертую створку и, изрядно рискуя, заглянул вовнутрь.

Кабинет Холода предстал перед ним в странном виде: кресло было перевернуто, несколько книг из стеллажа валялись на полу, стол сдвинут в сторону, но не это заставило сердце Мартынова биться, словно ему ввели адреналин.

У стены, рядом с кожаным диванчиком, которым Сёма хвалился как «диванчиком из кабинета ЧК (в Самарском музее уступили)», чьей-то рукой была аккуратно очерчена жирная меловая линия. Вглядевшись, Мартынов увидел очертания человека, которого сейчас на полу уже не было, но который недавно здесь лежал, а иначе зачем кому-то понадобилось рисовать такие линии?..

В этот рисунок мог уложиться любой человек, но вот этот уголок, описанный рукой, вооруженной мелом… Создавалось впечатление, что художник чихнул, и рука отъехала в сторону, вычертив правильный треугольник.