– Рабы и сплошной поток ненависти… – продолжил Александр. – Но я хочу уточнить один момент. Вы сказали, что можно меня поместить или переместить… неважно. А вот как быть с моей памятью и памятью реципиента? Ведь если не будет чужой памяти, у меня сразу масса проблем, а если не будет моей – то это буду не я. Даже если урезать мою память, опыт и прочее, это опять-таки буду не совсем я. Может, это обсудим?

– Да нечего тут обсуждать. – Старик отмахнулся. – Будет тебе память. В качестве моего личного расположения. Всё же ты мой человек, а не… оппонента. Ладно. – Он встал и насмешливо прищурился. – Раз ты выбирать не хочешь, значит, будет тебе мой приказ. Отправляйся, сынок, и не слишком там шали. А то знаешь… Ну в общем, разберёшься на месте. – С этими словами старик чуть шевельнул пальцами.

Александр что-то хотел сказать, но комната исчезла, скрывшись в чем-то зеленом, мутном и холодном. Сдавило грудную клетку, захотелось кричать…

…На попытку приоткрыть рот в горло хлынула вода, и Александр чуть не задохнулся, а дёрнув руками, понял, что те связаны за спиной.

Мгновенная паника была раздавлена в зародыше, и, извиваясь, словно червяк, он ринулся наверх, туда, где сверкало солнце.

Вынырнув на поверхность, он рывком развернулся, оглядываясь, и, поняв, что берег рядом, заработал ногами, толкая тело вперёд. Ноги почему-то быстро устали, но, преодолевая немощность тела волевым импульсом, он буквально выдернул себя на берег, изогнулся, просовывая руки вперед, и, дрожа от спазма, охватившего всё тело, встал.

– Сашка!!!

Дикий вопль воткнулся в голову, словно шило, и Александр даже помотал головой от шока.

– Сашка! – по обрыву, осыпая песок, почти свалилась невысокая худая и угловатая девчонка, одетая в серое платье, и стала рвать веревки, которыми были связаны руки. – Я этих тварей ночью зарежу! Они у меня дерьмо будут жрать.

Память как-то лениво провернулась, и лицо девочки совместилось с именем.

– Лерочка? Откуда такое богатство гастрономических изысков?

– А кто же ещё! Говорила тебе, придурок, не ходи с Сявкой. Эти козлы вообще озверели.

– Сергей Гаршин… – произнёс Александр вслух то, что крутилось на языке. – Берега он вконец потерял, ну да я найти помогу…

– Ну, да я же и говорю Сявка-Параша. Гад! – Девочка наконец справилась с верёвкой и заглянула в лицо Александру. – Пойдём, тебе к доктору надо. Как выбрался-то?

– Выбрался, – Саша задумчиво растер сорванные в кровь запястья и внимательно осмотрел себя. Серые штаны из тяжёлой плотной ткани, с которых струями текла вода, такая же куртка и под ней рубашка неопрятного серого цвета. На шее мокрая красная тряпка – видимо, пионерский галстук, схваченный белёсым, потертым до латуни зажимом с изображённым на нём костром.

– Белов? – прозвучало откуда-то сверху.

Подняв голову, Александр увидел молодого горбоносого мужчину в таких же серых штанах, но в рубашке-косоворотке и небольшой тюбетейке на голове.

– Почему ты мокрый?

– Это Гаршин с дружками его связали и бросили в воду! – выкрикнула Лера и шагнула так, чтобы заслонить Александра.

– Вечно твои фантазии, Конева… – Мужчина нахмурился. – Пионеры не врут! А тебя уже сколько раз…

– Вы бы лучше приглядывали за своими урлоидами, товарищ Шпильрейн, – спокойно произнёс Ладыгин-Белов, которому тут же вспомнилась фамилия воспитателя, и мягко отстранил девочку, скользнув вперёд.