— Не совсем, — он снова отпил вина. — Так вот! Стою на тропе и думаю: «Покажи я этому уркагану, что готов уступить дорогу, и всему конец». Смотрю на него в упор, соображаю, что бы предпринять. И вдруг он делает шаг в сторону — в том месте тропа была чуть шире — и пропускает меня.

— А почему он уступил вам дорогу? — спросила Миранда.

— Не знаю, — Дэниел опять улыбнулся. — Возможно, в тот день в его планы не входило убийство какого-то паршивого гринго.

— Интересная история, — сказала Миранда. — Тогда бы вы должны были усвоить одну народную мудрость.

— Какую же? — заинтересованно спросил Дэниел.

— Что внешность обманчива. Скажите, разве можно судить о содержании книги, глядя на ее обложку? — задала она наводящий вопрос.

— Минуту назад и ты была не склонна считать его паинькой, — возмутился Дэниел.

— Но вы же нарисовали мне портрет отъявленного злодея, — парировала Миранда.

— А он такой и был. Позднее я узнал, что его разыскивали как опасного преступника. За ним числилось несколько убийств.

«Один ноль в его пользу, — подумала Миранда. — Кто меня дергает за язык. Лучше уж помалкивать».

— Но этого могло и не случиться, — она задумалась. — Все могло быть по-другому, если бы…

— Если бы он был великим путешественником Ливингстоном, но он им не был. Забавная приправа у салата endive[8]. — Дэниел кивнул на бледно-зеленые ростки, припудренные чем-то белым. — Французы обожают напускать туману даже в еде.

Endive a chevre. Так это блюдо обозначено в меню. Хотя chevre означает творог из козьего молока.

— Ну и к чему это вы? — Миранда с удивлением посмотрела на него. — Если из цветов нельзя сварить похлебку, то лучше их и не выращивать в огороде?.. Такая у вас философия?

Дэниел нахмурился:

— Вообще, о чем это мы с тобой говорим?

«Я должна сию же минуту сказать все, что думаю», — решила Миранда и спросила:

— Мне хочется понять, что заставило вас изменить мнение обо мне? Признание Мюллера, что он оболгал меня, или моя «приправа», я говорю о платье, так изменившем мою внешность.

— Нет! Конечно, нет.

— Вы уверены?

— Я объяснил уже…

— Выходит, вы изменили свое мнение, оставаясь абсолютно уверенным, что я все та же и что ничуть не изменилась, — в свои слова Миранда постаралась вложить всю горечь обиды.

«Пусть поймет, наконец, что она, Миранда Стюарт, какая была, такая есть и другой не станет никогда», — подумала девушка.

— Здесь, — прижала она руку к сердцу, — здесь я настоящая. И только то, что в моей душе, имеет значение. Все остальное — пустое! — сказала и умолкла.

— Миранда, ну что ты завелась? Я всего лишь рассказал эпизод из своей жизни, — примирительным тоном произнес Дэниел.

— Я всегда буду сама собой. Вы это понимаете? — повысила она голос.

Женщина за соседним столиком громко смеялась. Миранда, не дожидаясь его ответа, посмотрела на нее, встала, отодвинула стул и пошла к выходу. Дэниел окликнул ее, но она не остановилась, а наоборот, почти побежала. Он догнал ее за углом.

— Стой, тебе говорю! — заорал он почти ей на ухо.

Миранда остановилась. Ему захотелось вдруг больно ухватить ее за плечи, встряхнуть, чтобы она пришла наконец в себя, увидела мир в истинном свете, перестала строить свои воздушные замки. Но он молчал, а она, взглянув на него, поняла, какая ярость полыхает в нем, и, усмехнувшись, сказала, поразившись сама тому, как это у нее получилось — не мрачно, не обреченно или хотя бы с сожалением, а с каким-то даже злорадным облегчением:

— В данный момент я возвращаюсь в дом вашей тети, а утром улечу в Амстердам.