Великий Лустало взял трубку, осмотрел ее и вернул мсье Лалуету.

— Это мундштук от какой-нибудь трубы…

— Я тоже так думаю. Однако представьте себе, дорогой мэтр, что этот мундштук входит в отверстие, которое я обнаружил в шарманке, но я никогда не видел подобных мундштуков в шарманках. Извините, но, преследуемый всякими глупостями, которые отовсюду слышал, я сказал себе: «Может быть, это тот самый мундштук, который должен был направлять в нужном направлении убивающий звук».

— Да! Так вот, дорогой антиквар Лалует, с меня хватит! Вы так же глупы, как и остальные! И что же вы собираетесь делать с этим мундштуком?

— Дорогой мэтр, — пролепетал Лалует, утирая пот с лица, — я ничего больше не стану делать и не буду больше заниматься этой шарманкой, если такой человек, как вы, скажет мне, что секрет Тота…

— …Это секрет дураков! Прощайте, мсье Лалует, прощайте! Аякс! Ахилл! Дайте пройти мсье.

Однако Лалует, получивший наконец свободу и возможность выйти, не воспользовался этим.

— Еще одно слово, дорогой мэтр, и вы даже не подозреваете, как облегчите мою душу, но я позволю себе сказать вам об этом позже.

— Что? — встрепенулся Лустало, остановившись на лестнице.

— Дело вот в чем. Те, кто говорит, что Элифас смог убить Мартена Латуша своей мелодией-убийцей, утверждают также, ссылаясь все на тот же секрет Тота, по которому существует смертоносная сила света, что Максим д'Ольнэ был убит лучами.

— Лучами? Нет, вас решительно надо запереть от людей. Почему лучами?

— Говорят, ему как будто бы направили в глаза с помощью специального приспособления предварительно отравленные лучи и он будто бы от них умер. Утверждают также, что какой-то луч поразил Максима д'Ольнэ в тот момент, когда он читал свою речь, и что мсье д'Ольнэ перед тем, как рухнуть наземь, сделал рукой движение, как бы отгоняя от лица муху или пытаясь защитить глаза от какой-то неожиданно ослепившей его вспышки.

— Ах! Это.., это направили!.. Оп! Прямо в глаз!

— И наконец, секрет Тота позволяет убить через рот или через нос. Эти безумцы, так как трудно подобрать им другое имя, так вот, эти безумцы, дорогой мэтр, избрали для Жеана Мортимара смерть через нос!

— Они не могли сделать лучше, мсье, — заявил великий Лустало, — для поэта трагических ароматов. — Да, «иногда ароматы бывают более трагическими, чем это кажется».

— Гортензия!

— Смейтесь, смейтесь, дорогой мэтр. Но я хочу, чтобы вы посмеялись до конца. Эти господа утверждают, что то первое письмо, принесенное Жеану Мортимару, с жуткой строкой насчет ароматов, было написано рукой самого Элифаса, в то время как второе — это всего лишь злая шутка какого-то весельчака. В своем письме Элифас спрятал некий сильный яд, что-то вроде яда Борджиа, о котором вы наверняка слышали.

— Как же, как же!

Можно было предположить, что столь пренебрежительная форма, в которой великий Лустало считал нужным отвечать на столь серьезные вопросы мсье Гаспара Лалуета, приведет к тому, что у эксперта-антиквара и торговца картинами лопнет терпение и иссякнет вежливость. Однако, наоборот, получилось так, что, не сдерживая себя больше от радости, мсье Лалует кинулся обнимать великого Лустало. Он осыпал его поцелуями, в то время как великий человечек, пытаясь освободиться, в бешенстве сучил своими маленькими ножками.

— Отпустите меня! — кричал он. — Отпустите меня, или я прикажу собакам разорвать вас.

Но, по счастливой случайности, собак здесь больше не было, и мсье Лалует, похоже, пребывал на вершине блаженства.

— Ах! Какое облегчение! — воскликнул он.