— Я могу предложить мальчику больше, чем вы. — Он окинул надменным взглядом ее старомодную кухню.

— Пускай мой дом и не соответствует стандартам Кинсейдов, но он полон любви и вполне пригоден для ребенка. У меня большой двор, огороженный забором.

Какого черта я защищаюсь? Я не обязана оправдываться перед этим мерзавцем.

— Сколько зарабатывает физиотерапевт? Шестьдесят? Семьдесят тысяч в год?

Он был хорошо осведомлен о размере ее доходов. Ее захлестнула волна отвращения.

Откуда он узнал?

— Не ваше дело, — огрызнулась Карли.

— Это ничто по сравнению с миллиардом и еще четвертью, которые Рэтт унаследует, если переедет ко мне.

— Миллиард? — пролепетала она.

— Не наличными. Большая часть активов неликвидна, — пояснил он. — Либо он переедет ко мне, либо ничего не получит.

Внезапно у Карли закружилась голова, и она села на стул. Как она могла лишать своего племянника наследства, которое он заслужил по праву и благодаря которому он до конца жизни не будет ни в чем нуждаться?

Но разве она могла его отдать?

Не могла. Карли пообещала Марлен: если с той что-нибудь случится, она вырастит Рэтта и будет любить его так, как не могла любить даже свою собственную дочь.

Митч Кинсейд не предлагал любви. Он едва взглянул на Рэтта и даже не прикоснулся к нему.

Глубоко вдохнув, Карли постаралась мыслить логически. Марлен хотела, чтобы Эверетт признал своего сына, и он, хотя и с опозданием, все же это сделал. Возможно, существует какой-нибудь выход из ситуации, выгодный для всех сторон.

— Мне необходимо посоветоваться с юристом. Еще мне нужна копия завещания.

Кинсейд нетерпеливо поджал губы.

— Мы должны выполнить условия завещания в установленный срок, мисс Корбин. Сколько вы хотите получить за моральный ущерб? Пятьсот тысяч?

Сначала Карли подумала, что он шутит, но ледяной блеск в его глазах убедил ее в обратном. Он действительно хотел купить ее племянника. Еще хуже, он думал, что она продаст Рэтта. Эта мысль привела ее в ярость.

Неудивительно, что Марлен назвала сына Эверетта жадным, бессердечным ублюдком.

— Вы спятили. Людей нельзя покупать и продавать.

— Миллион? — Проигнорировав ее последнее замечание, Митч Кинсейд достал из кармана пиджака чековую книжку и ручку. Все выглядело так, словно подписать чек на миллион долларов было для него обычным делом.

Карли поднялась. Ее колени дрожали.

— Рэтт не продается, мистер Кинсейд. Вам лучше уйти. — В этот момент Рэтт опрокинул на пол миску с салатом. — Если, конечно, вы не хотите мне помочь убраться.

Кинсейд отодвинулся в сторону, словно боялся испачкать свои начищенные до блеска ботинки. Затем он снова запустил руку в карман пиджака и, достав оттуда свою визитку, положил ее рядом с нетронутой бутылкой лимонада.

— Я распоряжусь, чтобы курьер немедленно доставил вам копию. Свяжитесь со мной сразу же, как только проконсультируетесь со своим юристом.

Он развернулся на каблуках, и через несколько секунд Карли услышала, как за ним захлопнулась входная дверь.

Карли посмотрела на своего обожаемого племянника, и у нее защемило сердце.

— О Рэтт, что же нам делать? Я не могу тебя потерять. — Намочив полотенце, она вытерла его перепачканное лицо. — Но ты заслуживаешь положенной тебе доли отцовского наследства, и я сделаю все, чтобы ты ее получил.

— Простите, что прерываю вас, мистер Кинсейд, — сказала Мария, личная помощница Митча, заглядывая в конференц-зал, — но Карли Корбин настаивает на встрече с вами.