— Да, шепчи мое имя, скажи, где тебя ласкать, чтобы тебе было приятно…

Ее возбуждало все. Джул не только не могла вымолвить ни слова, но даже потеряла способность связно мыслить. Из груди вырывались только вздохи, слабые стоны и всхлипы, казалось, приводившие Бреттона в еще большее неистовство.

Изо всех сил Джулия вцепилась в сильные плечи под расстегнутой белой рубашкой; накрашенные ноготки впились в напряженные мускулы, заставив Доминика вздрогнуть, выгнуться всем телом и еще крепче прижаться к девушке. От него исходили волны соблазнительного тепла, мышцы на руках и груди напряглись, горячие губы лишали ее разума… Взрыв желания заставлял Джулию страстно отвечать на его ласки, а Доминика наслаждаться ее реакцией на свои прикосновения.

Девушка сознавала, что Бреттон больше не может сдерживаться, и это возбуждало не меньше, чем его прикосновения. Галантный рыцарь исчез, уступив место самцу, охваченному первобытным порывом страсти. Это желание заставляло его дрожать и покрываться испариной, гладкая кожа под пальцами Джул становилась скользкой.

Она слизнула соленый пот с ключицы Доминика, он хрипло вскрикнул и вздрогнул, затем бережно опустил девушку на кровать и нашарил под тенниской ее круглые груди.

— Я знал, что ты без лифчика, — сипло пробормотал Бреттон, сжимая ладонями нежные бугорки, отыскивая соски, снова и снова очерчивая их кончиками пальцев и вытягивая наружу. — Я видел, как твои груди оттопыривают майку… гладкие, круглые, мне так хотелось притронуться к ним, лизать твои соски, пока они не набухнут, не станут влажными и твердыми… такими же твердыми, как я сам…

Не отрываясь от рта Джулии, Доминик продолжал шептать, что именно хотел сделать с ее грудями языком, руками и всем своим телом, пока она стояла, не догадываясь о его похотливых фантазиях; от этого красноречивого описания у девушки голова пошла кругом и, если бы она не лежала, то упала бы в обморок, как барышня времен королевы Виктории.

Джулия не могла поверить, что ее холодный, сдержанный босс способен на такие бесстыдные, подробные, похотливые речи, заставлявшие ее сгорать от смущения, но раскаленные стрелы его желания вонзались в грудь и чрево, пока тело Джул не задрожало от лихорадочного ожидания.

Когда Доминик поднял тенниску выше ее грудей, девушка едва не плакала от возбуждения. Он перевернул Джулию на спину, просунул бедро между ее коленями.

— Да… Боже, да, — гортанно сказал Доминик, сжимая ее грудь и лаская взглядом. — Такие красивые большие соски для таких маленьких, нежных грудей… Они очаровали меня… — Сильные пальцы крепко сжались; Бреттон наклонился и лизнул напрягшийся сосок. — Да, да, а еще они очень чувствительные, правда, милая? Поразительно, роскошно чувствительные… Я обещаю, что буду очень, очень осторожен и возьму тебя только тогда, когда ты будешь к этому полностью готова…

Время перестало существовать. Слова Бреттона доносились сквозь тонкую вуаль красного тумана… Джулия протяжно вскрикнула и выгнулась всем телом, ощутив прикосновение его влажного рта, наполнившее ее невыразимым наслаждением. Он переходил от одной груди к другой, и это напоминало ей сон… но выше всякого воображения… Как в ее сновидениях, Доминик нависает над ней, его расстегнутая рубашка распахнута, мышцы на груди играют при каждом вращении бедрами, тело движется вперед медленными, мучительно медленными толчками, рождая внутри знакомое напряжение, заставляющее ее метаться и стонать. Никогда раньше с ней не было ничего подобного, никогда.

Никогда Брюс не доводил ее до столь блаженного состояния, так почему же оно кажется ей таким знакомым?

— Доминик! — вскрикнула девушка; сила собственного желания потрясла ее.

Мужчина тут же напрягся и заставил себя отпрянуть от нее.