Он-то, черт бы его побрал, посмотрел мне прямо в глаза, сжал руку — в меру, не слишком сильно — и произнес:

— Рад тебя видеть.

Я улыбнулась:

— И я тебя. — Поцеловала его в щеку, на миг прижалась лицом к его лицу. Лара Тернер и Джон Гарфилд, «Почтальон всегда звонит дважды». Опрокинуть его на кофейный столик прямо тут, на глазах у моих друзей, Господа Бога и всех посетителей «Баббл Лодж»? Ага, я же до кончиков ногтей леди. Глубокий вздох, опускаюсь снова на диван и приглашаю кавалера сесть рядышком.

— Выпьешь с нами или ты на дежурстве? — Кэссиди помахала рукой, подзывая официантку.

— Буду праздновать с вами, только попроще что-нибудь, — взмолился он, с тревогой косясь на пенящийся коктейль в моем бокале.

Кэссиди заказала для Кайла бокал «Тайтингера», а Трисия тем временем, поближе наклонившись, трепала Кайла по плечу:

— Как хорошо, что ты с нами, Кайл!

— И я рад вас видеть, — повторил он.

— Прекрасные новости, верно? — кивнула Трисия в мою сторону.

— Еще бы! Удивительно, как люди могут недооценивать Молли! — Он снова взял меня за Руку и нежно пожал ее, покуда Трисия и Кэссиди за его спиной заговорщически округляли глаза и подмигивали мне. Хорошо, что вокруг было столько посторонних, а то бы я вскочила с места и завизжала: «Вы слышали, что он сказал обо мне? Все слышали?»

Сообразительная Кэссиди встала первой:

— Ох ты, вечно забываю, где у них туалет.

Менее сообразительная Трисия ткнула пальцем в нужном направлении, но Кэссиди выразительно двинула бровью:

— Ты уж лучше проводи меня, Трисия.

Ухмыляясь, мои подружки двинулись прочь, а я тупо смотрела им в спину, лишь бы не поворачиваться к любимому. Легче не стало, когда он заговорил:

— Потрясающе выглядишь.

Я все-таки повернулась к нему и убедилась, что цвет его синих глаз сделался еще более насыщенным с тех пор, как я в последний раз заглянула в них. Я слегка облизнула губы — не капает ли бешеная слюна — и ответила:

— И ты тоже.

Он очень внимательно пригляделся ко мне и сказал:

— Спасибо, что позвала.

— Спасибо, что пришел.

— Послушай, ты как — ничего?

Пожать плечами и буркнуть что-нибудь, не выдавая подлинных чувств? А как же наставления Кэссиди насчет открытости и откровенности? Иисус тоже велел говорить правду.

— Мне было плохо. А тебе?

Он дергает плечом:

— Плохо. И поделом. Время, видишь ли, потребовалось на размышления. Вот я и думал: все о тебе да о тебе.

Я крепко прижала пальцы к его губам: не рассыплется ли он от моего прикосновения на мерцающие точки — голограмма, созданная моим воображением из желания и тоски? Но он лишь поцеловал мои пальцы и не стронулся с места. Он вернулся, он действительно здесь.

— Я скучала, — тихо шепнула я.

Он кивнул, снова взял мою руку, прижался губами к ладони. Так бы и оставалась с ним рядом, тысячу лет, и ничего больше не надо, — но тут же я получила и больше.

— Прости меня, — по-детски просто сказал он.

Выразительный или запоминающийся ответ не шел на ум, только и выскочило:

— И ты меня.

— Ты молодец. Новая работа как раз для тебя.

— Не уверена.

— Ты справишься.

— Оливия Эллиот подозревает, что ее отца убили.

— Не расслышал.

Эти слова вырвались прежде, чем я успела подумать, — прежде, чем я заметила, что подумываю произнести их.