— Дурак! — по-русски ругнулась Таша. — Ты меня напугал! Вот перепачкаю тебе одежду красками — будешь знать! Ладно, — тут же сменила она гнев на милость и переставила холст к кадке с пальмой, — работа все равно не двигается… Все, хватит с меня натюрмортов!

Виктор, усевшись на стул в стиле Тюдор, внимательно посмотрел на нее:

— Это из-за меня ты недовольна?

— Что ты, глупый, нет, конечно, просто в моих работах не хватает какой-то изюминки, вот и все. Я никак не могу ухватить самую суть.

— Перестань на себя наговаривать. У тебя все прекрасно получается. Сколько можно выискивать несуществующие недостатки?

— Морис Ломье говорит, что…

— Нет! Только не это! Выкинь из головы эти глупости! Он пытается быть оригинальным, подменяя живое творчество сухой теорией.

— Ты определенно его ненавидишь.

— Твой Ломье не вызывает у меня ничего, кроме презрения. Улавливаешь разницу? Он штампует картины одну за другой и называет это искусством. А на самом деле его интересуют только деньги.

— Во-первых, никакой он не мой, а во-вторых…

— …Я прав, и ты это сама знаешь. Черт возьми! Когда ты перестанешь поддаваться чужому влиянию? Изучай свой внутренний мир, исследуй то, что Кэндзи называет «палатами разума»!.. Прости, я погорячился, но, может, тебе и впрямь пора что-то изменить… уделять больше внимания жизни, людям…

— Ты так считаешь? То же самое мне советовал Анри… Ну, что ты помрачнел? Прекрати ревновать, для этого нет ни малейшего повода. Он мне просто друг, к тому же, безумно талантлив. Мы познакомились на во время Салона независимых и…

— Я тебя ни о чем не спрашиваю, ты свободный человек.

— Виктор! Прошу тебя, прекрати! Это просто невыносимо.

Таша уселась к нему на колени и нежно обвила руками шею. Виктор размяк. До чего же ему хорошо рядом с ней!

— Тебе не кажется, что тут жарковато? — проворковала Таша, расстегивая ему рубашку. — Попозируй мне, я хочу написать портрет мужчины, который меня возбуждает.

— Что, прямо сейчас?

— Я только набросок сделаю. Давай, раздевайся и устраивайся там, на диване.

Она схватила альбом для набросков.

— Я назову этот портрет «Мсье Рекамье в костюме Адама». Сиди смирно, не шевелись.

Она подошла поправить ему руку, чтобы он смотрелся еще живописнее, а он поймал ее, притянул к себе и стал расстегивать платье. Альбом для набросков упал на пол.

— Ну и ладно, все равно освещение плохое, — прошептала Таша.

Он целовал ей нос, лоб, волосы, а она помогала ему расстегивать платье.

— Таша, выходи за меня замуж. Так все будет гораздо проще.

— Не торопи меня, — прошептала она. — Я еще не готова, не хочу ребенка… У тебя есть макинтоши?

Виктор выразительно взглянул на нее и нехотя потянулся к пиджаку.

— Ты что, обиделся?

— Ты прекрасно знаешь, что я всегда стараюсь быть осмотрительным, даже если мы не предохраняемся. — Он отвел прядь волос с ее щеки. — Что ж, придется сделать небольшой перерыв, прежде чем перейти к более серьезным действиям. И не вздумай смеяться, — прорычал он, сжимая ее в объятиях.

Они лежали на узком диване, прижавшись друг к другу. Виктор решил, что пора рассказать ей о парикмахерской.

— Таша, я…

Она закрыла ему рот поцелуем, и в тот же миг все остальное потеряло всякое значение. Какая в сущности чепуха все эти планы на будущее…

Таша потянулась.