Произведения, вошедшие в эту книгу, относятся к временам литературной зрелости писателя и одновременно в какой-то степени отражают художественную и идейную эволюцию до конца своей долгой жизни не стареющей и ищущей творческой личности Крашевского.

«Роман без названия» (1854; немецкий перевод ок. 1879, болгарский ок. 1889) создавался Крашевским в Житомире, куда он переезжает из деревни Губино Луцкого повета. Атмосфера затхлого мирка губернского города, внутренняя раздвоенность художника, ощущающего противоречие реальности и стремящегося обрести целостное видение мира, в переломную пору безвозвратно уходящего под напором капиталистической реальности привычного традиционного уклада, — все это, остро переживаемое самим автором, обретает жизнь на страницах романа, в чем-то глубоко исповедального и поэтому проникновенного в самой тональности повествования.

Станислав Шарский — польский собрат «новых людей» русской литературы того же времени — выбирает жизненный путь вопреки шляхетским традициям, а значит — и мнению своей среды. В тяжелой борьбе за существование он теряет все, отстаивая себя — свои самостоятельно выработанные представления. Крашевский не делает из него титана и фанатика идеи. Поэтому-то так правдиво, художественно убедительно предстает этот образ наивного в быту, неискушенного и в чем-то беспомощного в житейском море, но непреклонного в верности своим принципам литератора.

Писательская среда, мир меценатов и книгоиздателей, приспособленчество и аморальность окололитературного мирка — все это документально отражает свое время, а определенными своими гранями соприкасается с современностью. Не менее интересна нравоописательная, социальная сторона романа. Здесь взаимно переплетаются достоинства Крашевского-историка, Крашевского-социолога и Крашевского-художника, во многом, как, например, в описании жизни еврейской среды, открывая пути Э. Ожешко и другим демократически мыслящим писателям Польши. Самоотверженный и трагичный образ Сары — это одновременно и далеко выходящая за рамки романа проблема, отражающая не только вызов обществу, брошенный главным героем, но и твердую позицию писателя, продолжающего в этом отношении линию таких великих своих современников, которые вынуждены были творить в эмиграции, как Мицкевич и Норвид.

Если действие этого романа происходит в польской среде на территории Российской империи в конце 40-х — начале 50-х годов, то герои «Дневника Серафины» (1875) живут «двадцать лет спустя» в Галиции — той части давней Речи Посполитой, которая оказалась в границах Австрии.

Общая система повествования отражает изменения в мировидении писателя и в его творческой манере. Еще чувствуются отзвуки социального тенденциозного романа, так свойственного Крашевскому середины 40–50-х годов. Однако как же изменился его облик! Тогда он, а теперь, в 70-е годы, его литературные ученики и последователи — Сенкевич, Прус, Ожешко, обличая общественные пороки, изображая трагические судьбы, сочетали это с оптимистической верой в решение всех проблем на пути социальных реформ. Теперешний же Крашевский обращается к традиционным моральным ценностям. Прежде всего в них он видит барьер на пути зла. И, веря в человека, в нем самом он ищет силы, способные исправлять несправедливый мир. В этих своих воззрениях он близок многим современным писателям, в том числе и русским (творчество которых хорошо знал), в частности, Тургеневу и Толстому.