Он, морщась и время от времени прикладывая к носу напитанный благовониями судариум – платок для вытирания пота, оглядел наши голые, грязные, изнурённые тела и устало спросил у старшего надсмотрщика:

– Откуда этот скот?

– Трое варваров с севера и один парфянин, благородный Пол, – почтительно доложил надсмотрщик.

– Кто из них понимает латынь?

И тут я не выдержал, хотя знал, что рабу под страхом смерти не положено открывать рот, пока не прикажут.

– Я говорю по латыни. – И тут же получил удар плетью от стоящего рядом германца. Он замахнулся снова, но Пол остановил его.

– Поди сюда! – приказал он мне.

Не поднимая головы, я сделал шаг к нему.

– Кто ты, раб, и откуда родом? – спросил Пол.

– Я из Парфы… – выдохнул я. – Меня зовут…

– Обращаясь ко мне, ты должен добавлять «господин», – перебил Пол. – Тебе ясно, раб?

– Да, господин. – Я согласен был называть господином даже вьючного осла, если бы только он помог мне покинуть проклятую мельницу.

– Хорошо. Какие языки ты ещё знаешь?

– Греческий, арамейский, сарматский… господин. И немного язык даков и египтян…

Пол задумался на миг и произнёс несколько слов по гречески.

– Лучше бы ты не родился или безбрачен погиб… – торопливо перевёл я знакомую с детства строфу из «Илиады». – Это Гомер… господин. Обращение Гектора к…

– Довольно, – высокомерно произнёс Пол, приложив судариум к мясистому носу. – Этот раб поедет со мной. Он может оказаться полезен…

5

Свобода похожа на воздух. Только когда начинаешь задыхаться, замечаешь его отсутствие.

Покинув злосчастную мельницу, я вдохнул полной грудью.

Меня отвели в балнею – холодную баню, где я впервые за несколько месяцев помылся со щёлоком и валяльной глиной, постриг волосы, сбрил отросшую бороду и переоделся в грубую, но чистую тунику. Избавившись от паразитов, терзавших моё тело злее и неустаннее, чем плети надсмотрщиков, я и впрямь ощутил лёгкое дуновение свободы.

– А ты вовсе не старый? – удивился Пол, когда я снова предстал перед ним. – Да у тебя просто атлетическое телосложение… Немного поправишься, и тебя можно будет выпускать на арену… – ухмыльнулся он.

Обойдя меня со всех сторон, приказал:

– Снимите с него ошейник и принесите стило и папирус.

Под диктовку я написал на папирусе несколько фраз, сначала на греческом, затем – на латыни. Мои руки, отвыкшие от подобных занятий, подрагивали, и приходилось прикладывать усилия, чтобы буквы в строчках не скакали, а сами строчки не съезжали вверх и вниз.

Пол прочитал написанное и распорядился моей дальнейшей судьбой:

– Ты будешь работать переписчиком рукописей в библиотеке Гая Азиния Поллиона. Смотри, старайся не подвести меня… Помни: от твоего старания зависит твоя будущая судьба…

– Я буду стараться… господин, – заверил я.

Пол больно ущипнул меня за щёку и похлопал пухлой ладошкой по плечу:

– Старайся…

Уже через день я приступил к работе в библиотеке. Построенная два года назад, она располагалась в отреставрированном портике храма Свободы на Авентийском холме. Многочисленные статуи полководцев и героев украшали её. Перед входом в центральный зал высилась скульптура Гая Юлия Цезаря, чей давний замысел о строительстве публичной библиотеки и сумел осуществить Гай Азиний Поллион.

Он некогда являлся яростным сподвижником Марка Антония, а ныне, отойдя от политики, посвятил себя литературе и благотворительности, успешно соперничая в этом благом деле с Гаем Цильнием Меценатом – известным далеко за пределами Рима покровителем искусств и человеком из ближайшего окружения моего нового хозяина Октавиана.