Изменить размер шрифта - +
Многие некогда благородные племена перековали орала на мечи, и могущественными они сделались, ибо изучили Черную магию и прознали об анаболических стероидах. А главнейшим среди них было Племя Фаллона. Никто не мог противостоять его мощи, а пред именем их вождя взрослые мужчины в страхе склоняли головы. Некрос Черный было его прозвище, ибо черен был его конь, черны – его шлем и щит, да и сам он ничуть не пекся о личной гигиене. Одни поговаривали, будто продал он душу самому Повелителю демонов Асгарбаду, другие возражали, что обменял он ее на пару щипцов для завивки волос. Жесток был Некрос Черный, и всюду, где проезжал, смерть и разрушения сеял…

 

    Розовая Книга Улай

 

 Неболуйские равнины миля за милей тянулись между Северными Горами и Лесом Снов. Некогда цветущие пахотные земли на востоке Галиадора ныне подверглись серьезным климатическим переменам. Землетрясения отвернули две главные реки прочь от этого региона. Скудость осадков превратила верхний слой почвы в пыль, а жестокие северные ветра эту пыль сдули. Стало невозможно возделывать землю, и люди начали уезжать, сперва семьями, а потом целыми деревнями. В конечном счете равнины превратились в пустыню. Кое-что там еще можно было взрастить – к примеру, одиночество. Или скуку. А еще голод и жажду. Но посевы? Сомнительно. Не многие оставшиеся в голых пустошах принадлежали к одной из трех категорий. Или бедные, или совсем нищие, или мертвые.

 Аккурат в середине самой пустынной части равнин стояла хижина, вид которой наводил на мысль, что ее построил некто, лишенный и инструментов, и навыка, а также, вполне возможно, и рук. Пронизывающий ветер свистел вокруг свалявшегося гнилья соломенной крыши и задувал песок заодно с гравием под дверь, в которой было больше дыр, нежели древесины. Под прикрытием стен мазанки, где ветер всего лишь создавал дискомфорт, но не вызывал откровенную боль, нашел себе приют недокормленный и рахитичный осел. Осел этот был до предела измотан. Большую часть дня он провел в поисках еды, а оставшуюся часть в мыслях о еде. Пока что ему удалось съесть несколько клочковатых побегов травы паты, немного земли, отколовшийся кусок собственного копыта и бумажный мешок. Бумажный мешок был, пожалуй, гвоздем программы. Теперь, когда на пустыню падала ночь, осел стоял в сгущающемся мраке, рокоча пустым животом, жевал камешек, пытаясь вообразить его куском репы, и с пессимизмом поглядывал вверх, на солому.

 «Вот мудаки! – думал он, пока аромат гниющей соломы плыл вниз. – Лучшая еда на многие мили в округе, и они ее на самую верхотуру засунули. На этой соломе я бы еще не одну неделю перекантовался».

 Осел, как ему показалось, провел столетия, пытаясь измыслить способ забраться на крышу, и в настоящее время корпел изо всех сил, стараясь отрастить крылья, – но, надо сказать, без особых успехов.

 Внезапно осел навострил уши. Что это там такое вдалеке? Вроде как приближающийся стук копыт. Не возвещает ли это, часом, о прибытии еды? Может статься, какое-то пекущееся именно об ослах благотворительное общество проведало о его незавидном положении и теперь во весь дух неслось его спасти! Скажем, «Солома для бедняков» или «Сено ради спасения». Да-да, наверняка так оно и есть! С рокочущим животом и оптимизмом в сердце осел терпеливо ждал пришествия Немезиды.

 

 

* * *

 

 Словно стая воронов, летящих на падаль, Племя Фаллона вырвалось с востока. Всадники мчались как ветер, черные тени на еще более черной равнине. Копыта их коней были обмотаны тряпьем, приглушая звук приближения. Неожиданность стала их оружием, как и страх, а все люди были их врагами. Не жалели они ни мужчины, ни женщины, ни ребенка. В общем, серьезные ублюдки.

 Пока они текли по равнинам подобно волне скверны, два ведущих всадника отделились от группы и легким галопом направили коней к хижине.

Быстрый переход