В ответ она рассмеялась. Только позднее, вспоминая все детали, Рорк отчетливо понял, что этим смехом она заглушила душившие ее рыдания.

– Прощай, – мягко произнесла она по-русски. Поскольку ее английский был столь же хорош, практически безупречен, как и его, – возможно, даже лучше, так как в ее произношении отсутствовало смягчение согласных, характерное для его южного выговора, – Рорк был удивлен ее внезапным переходом на родной язык.

Но прежде чем он успел это прокомментировать, она вновь удалилась.

– Прощай, – прошептал он, находя довольно странным, что Наташа выбрала именно такую форму прощания, как бы навсегда, вместо обычного русского «до свидания»

Проклятье, не собирается ли она ввязаться в какую-нибудь опасную авантюру?

Наташа была чертовски самоуверенной и настолько дерзкой, что само собой напрашивалось предположение о том, что она может запросто сунуть нос в дела своего друга-мафиозо и пронюхать о многих секретах его смертоносной преступной деятельности. По общему признанию, Наташа была очень умной, но Дмитрий Давыдов не стал бы одним из главарей организованной преступности в бывшем Советском Союзе, если бы его можно было легко ввести в заблуждение. Он был проворным, ловким и стремительным, как хлыст. Кроме того, он был безжалостным.

Пытаясь обуздать растущее беспокойство, Рорк встал с кровати и подошел к окну. Сквозь исчерченное дождевыми струйками стекло он смотрел на захватывающую перспективу сердца Москвы: на Москву-реку и ее берега, припорошенные легким белым снежком, на знаменитые сказочно-многоцветные луковицы куполов Васильевского собора, на Красную площадь, где сейчас была установлена огромная новогодняя елка, на зубчатые стены и великолепные дворцы Кремля.

Он увидел, как Наташа вышла из гостиницы, разглядел швейцара, с явным восторгом провожавшего ее взглядом, когда она, стройная и длинноногая, своей скользящей соблазнительной походкой пересекала Красную площадь, направляясь к тому месту, где он сегодня утром оставил свой автомобиль.

Она подняла глаза, как будто зная, что увидит его стоящим у окна, и помахала рукой.

Решив, что он зря беспокоился, Рорк помахал ей в ответ. «Ты стал настолько подозрительным, что, вероятно, не поверил бы собственной матери», – пробормотал он самому себе.

Взрыв встряхнул девятиэтажную гостиницу, вызвав дребезжание оконных стекол.

– Нет! – закричал Рорк, увидев, как в том месте, где секундой раньше был припаркован его «Мерседес», вспыхнула слепящая оранжевая шаровая молния.

Глава первая

Два месяца спустя

Это был Прощеный вторник, последний день перед началом Великого поста, прощальные всплески веселья и позволительных легкомысленных поступков перед наступлением периода строгости и воздержания. Создавалось впечатление, что все население Нового Орлеана веселится на городских празднествах, и меньше всего Дария Шиа ожидала увидеть в своем гостиничном номере мертвого человека.

Сначала она не сообразила, что он действительно мертв.

– Ты опоздал, – сварливо упрекнула она человека, который неуклюже ссутулился в кресле у окна, выходящего во внутренний дворик. Она швырнула свою сумочку и пакет с провизией и напитками на стол. – Я решила, что мы сможем поработать во время обеда, так что прихватила несколько сэндвичей.

Приняв его молчание за несогласие, чего вполне можно было ожидать, она продолжала с раздражением, которое он всегда у нее вызывал:

– В городе настоящее светопреставление. Даже если бы нам удалось найти где-нибудь незанятый столик, в такой толчее мы бы не смогли поговорить спокойно и откровенно.

В ответ все то же молчание. Не рассердился же он, в самом деле, на то, что она не сидела безвылазно в гостинице, ожидая его прибытия из Вашингтона? В конце концов, ведь это именно он опоздал.