…Тысячи муджахедов стали выходить из Грозного в сторону спасительного Аргунского ущелья ранним утром. Им в помощь спустился густой декабрьский туман. Обстрелы прекратились.

Басаев поддерживал боевиков рассуждениями о том, что Грозный – это не Чечня, это всего лишь разросшаяся казачья станица Грозная, а настоящие чеченцы – живут в горах. Ичкерия – это же от «ичкр» так по‑вайнахски называют неуловимого и неподвластного пришельцам горного козла… Боевики шли в угрюмом молчании, по ходу вытягиваясь в колонны и выставляя охранение. Шли по дороге и мерзлой пашне вдоль дороги, вслушиваясь в обманчивую тишину. Большинство шли пешком, некоторых раненых везли на лошадях, но в основном – тащили на носилках. Время от времени останавливались, чтобы похоронить умерших. Все надеялись, что худшее уже позади, вспоминая надпись под дорожным указателем «Грозный». Там было написано: «Добро пожаловать в ад!» Однако ощущение опасности не отпускало. Абсолютную уверенность излучал лишь Басаев, веривший в свое особое божественное предначертание. Он много раз уходил от гибели – и когда в Минводах, захватив вертолет, оторвался от погони, и в Буденновске, когда на штурм захваченной им больницы поднялась «альфа»…

Однако уже на пятом километре пути сразу несколько трубок «кенвудов» поведали о том, что федералы уже входят в Грозный. Поведали – и замолчали… Потом шедшие в боковом охранении доложили, что «коридор»‑то – слишком уж узкий – чуть в сторону, и – минные поля, которые не значились на этих проклятых кроках Власова… Басаев все еще не верил, что попался в ловушку, изготовленную для него разведкой – ничего, ничего, если туман продержится еще сутки‑двое, муджахеды дойдут до Аргунского ущелья… А там – спасительные горы… Боевики намеревались идти весь день и ночь, напрямую, минуя села…

К трем часам дня отряд прошел около пятнадцати километров. Потом последовал один подрыв на мине, затем второй, третий… Басаев еще надеялся, что это – старые минные поля, которых на кроках Власова могло и не быть… Но потом, когда одну из мин удалось снять, выяснилось, что она была поставлена не раньше недели назад… Потом «ожили» грозненские трубки – сразу несколько абонентов, не скрывая, что за спиной у них стоят офицеры‑федералы, рассказали о завершившемся минут сорок назад окружении отступавших и предложили бросить оружие… Потом ударили первые артиллерийские залпы, и боевики снова оказались в аду… Доку Саламова и его родственника Басаев расстрелял лично – за «предательство и продажность». Эта казнь положения боевиков не облегчила. Хамзата никто не тронул – «тема» с этим «Власовым» пришла ведь не через него…

В тот день федералы взяли в плен более тысячи боевиков, в том числе двадцать двух полевых командиров, почти весь штаб Басаева. Мертвых же просто трудно было точно пересчитать…

Вырваться из огненного кольца удалось лишь паре сотен с небольшим боевиков. Басаева вынесли с полуоторванной ногой. Не зря все же Шамиль оставил в живых Хамзата – именно он вывел Басаева к сельской больнице, где хирург Бачаев, ныне врачующий где‑то в Америке, ампутировал «генералу» ногу. Бачаев был из тех, кто оказывает помощь любому обратившемуся…

Отлеживаться в больнице Шамиль не стал – остатки его воинства двинулись по направлению к Сержень‑Юрту. Басаева несли на носилках. Казалось, что от федералов наконец‑то удалось оторваться, но все молчали, боясь сглазить. Большинство молились про себя – только бы не заметили с воздуха… Однако беда для уходивших в горы пришла неожиданно не оттуда, а с вершины последнего перед перевалом склона – оттуда ударили сразу несколько снайперов.