Изменить размер шрифта - +
Это радует. У таких подчинённых шило в одном месте не играет, хотя в армии всегда была популярна поговорка: лучше иметь два шкафа, чем одного отличника боевой и политической подготовки. Всё-таки взрослый мужик – есть взрослый мужик. Меньше неприятных сюрпризов и взбрыкиваний. Если воюют, так воюют.

Солдаты узнают меня, козыряют. Лица, кстати, довольные: похоже, настоящий Гордеев – толковый командир и к подчинённым относится нормально. Значит, будет меньше проблем при налаживании отношений.

Обращаю внимание, во что они одеты и обуты. Мундиры явно пообносившиеся, как это часто бывает в боевых частях (на фронте одежда просто горит), но хотя бы не рвань и лоскуты. Цвет явно не уставной, какая-то странная импровизация – от жёлто-зелёного до голубоватого оттенка. Не иначе, пытались красить белые заметные гимнастёрки кустарным способом. На ногах вместо сапог обмотки и что-то вроде мягких туфель.

Отъехав, спрашиваю ординарца, что это за обувь.

– Улы, китайские башмаки, – поясняет Скоробут. – Сапоги уж больно быстро разбиваются на сопках, да и шум от них изрядный, а мы ж разведка, нам тихо нужно ходить.

Киваю. Оказывается, проблема с обувью – штука вечная, только ленивый, наверное, не критиковал откровенно неважного качества берцы, в которых ходила армия моего времени. Не зря многие старались купить кроссовки или гражданские ботинки.

По идее, после возвращения из госпиталя полагается представиться ротному, вернее, командиру эскадрона, но надо ехать в соседнюю деревню, да ещё и на ночь глядя. Думаю, подождёт непосредственный командир до утра. Поднимать бойцов тоже не хочу, пусть мужики выспятся. На войне ценна каждая минута спокойного сна – по себе знаю.

Попутно вспоминаю, что мне известно о драгунах, к коим я официально принадлежу. Не так уж и много. По сути, это конная пехота, некий аналог ВДВ, только средством доставки является лошадка, а не самолёт. Прибыв на нужное место, спешиваемся и идём в бой, то есть в сабельной рубке не участвуем. Оно, пожалуй, и к лучшему: кавалерист из меня так себе.

– Вам сюда, в эту фанзу, – указывает ординарец на небольшой домик с саманными стенами и какими-то странными окнами. Не сразу догадываюсь, что это полупрозрачная бумага.

Выделенная мне фанза стоит особняком и выглядит побогаче других. Видимо, для взвод ного расстарались, выбрали хату получше. На лавочке у дверей сидит пожилая женщина с широким скуластым лицом и узкими глазами-щёлочками. Очевидно, хозяйка квартиры.

При виде меня она встаёт и начинает что-то лопотать.

– Это она радуется вашему выздоровлению, – поясняет Скоробут.

– А ты что, по-китайски говорить умеешь?

– Нам, домовым, со всеми общий язык положено находить, – с достоинством отвечает ординарец. – Вы, вашбродь, почивать ложитесь, у них тут каны тёплые, с подогревом.

– Прости, что у них тёплое?

– Каны. Ну, навроде наших нар, – терпеливо поясняет солдат. – Китайцы их греют, чтобы спалось, значит, теплее. Так что ложитесь спать смело, а я утром вас разбужу.

Сон – дело хорошее.

Захожу в избу и сразу замечаю, что потолка здесь нет, крыша идёт сразу со стены. Наверху парочка жердей, на них сушатся какие-то тряпки. Нахожу нары, о которых говорил Скоробут. Постельного белья, само собой, нет, ну да ничего, и не в таких условиях ночевать приходилось.

Снимаю с себя мундир, разуваюсь и в нательном белье ложусь на кан. Он действительно тёплый, греет не хуже печки. Засыпаю практически сразу, стоит только закрыть глаза.

 

Просыпаюсь от чьего-то присутствия и сразу вижу рядом с собой Скоробута.

– Пора, вашбродь, – говорит он.

– Который час?

– Шесть утра.

Быстрый переход