Странный жалобный звук на самой границе слышимости.
– Господин подполковник, вы слышите?
Николов прислушивается.
– Да, определённо, какой-то звук в тех зарослях. Давайте проверим.
Достаём револьверы и аккуратно раздвигаем кусты. Там залитый кровью седой мужчина в промасленной куртке. Он еле слышно стонет, воздух с хриплым бульканьем вырывается сквозь сомкнутые губы.
Железнодорожник открывает глаза, его мутный поначалу взгляд при виде нас с Николовым несколько проясняется.
– С-свои… – шепчет он.
– Свои, свои, – успокаиваю раненого. – Ты-то сам кто?
– Букреев Василий Трофимыч, помощник машиниста.
– Куда тебе прилетело?
– В голову…
– Потерпи, я тебя сейчас осмотрю.
Внимательно осматриваю залитые кровью седины Букреева. В рубашке мужик родился: пуля только скользнула по черепу, содрав клок кожи с волосами. Крови потерял много, но кровотечение остановилось, и большого риска для жизни нет, разве что местная антисанитария. Отделался контузией.
– Сергей Красенович, далеко ли ваша фляжка с волшебным напитком?
Николов протягивает мне флягу. Подношу её к губам Букреева, тот делает глоток, ещё один, и ещё… Крякает.
– Эх… хороша, зараза…
Букреев розовеет и оживает на глазах. Бог с ним, с рулём, надо попробовать, что же там такое волшебное во фляжке у контрразведчика.
Прикладываюсь, делаю глоток.
Эх-м-м-а-а!!! От же ж зараза какая – духовитая, крепкая, ароматная! Такого мне даже в прежней жизни пить не приходилось, хотя Лёха Шейнин был не дурак до разнообразных алкогольных экспериментов.
– Что это, господин подполковник? – еле выталкиваю из себя слова, в которых вязнет мой собственный язык.
– Это ракия, ротмистр. Добрая болгарская ракия.
Ох же ж… Надо отдышаться, а потом поинтересоваться у господина подполковника: нельзя ли мне из его запасов такую же фляжечку вкусную для особых случаев по снятию стресса?
Поднимаем с Николовым Букреева и вместе с ним выбираемся из кустов. Пока ведём, помощник машиниста несколько сумбурно рассказывает о нападении. Они увидели красный сигнал семафора и начали экстренное торможение – сработали на рефлексах. И тут их обстреляли. Машиниста убило почти сразу. Сам Букреев получил удар в голову и потерял сознание. Видимо, он выпал из кабины паровоза, и нападавшие просто не обратили на него внимания, сочтя за покойника. А он уже потом, придя в себя, смог заползти в кусты и там снова лишился сознания.
– Только ведь, господа хорошие, – лепечет Букреев, – никакого семафора тут отродясь не бывало. Никак дьявольское наваждение.
Переглядываемся с Николовым.
– Можете показать, любезный, где этот семафор наблюдался?
Букреев тычет рукой чуть подальше по насыпи. Семафора там и правда нет, но… Смутно знакомые ощущения демонической ауры, почти такой же, как та, что совсем недавно мы видели с Николовым во время схватки с рокурокуби в борделе Сяо Вэй.
Николов тоже всматривается в следы ауры и соглашается с моими выводами:
– Видимо, рокурокуби поднял на нужную высоту красный фонарь, а поездная бригада приняла его за останавливающий сигнал семафора.
– Это могла быть упокоенная нами Джу, Сергей Красенович?
Николов размышляет несколько мгновений, затем отрицательно мотает головой.
– Вряд ли. Демоны многое умеют, но раздваиваться не могут даже они. Нападение на состав произошло перед бойней в борделе. Где-то за пятнадцать-двадцать минут. При всех её нечеловеческих качествах Джу просто не успела бы добраться отсюда до заведения Сяо Вэй. |