|
А там, в неведомых глубинах природной впадины, существовал спрятанный за густыми водорослями город неземных размеров и измерений — И’ха-нтхлей, населенный Глубоководными, к числу «избранных» среди которых были причислены многие торговцы из Новой Англии и их богохульные ублюдки — а раньше в такие связи с Глубоководными вступали полинезийцы. Ибо эти островитяне еще за сто лет до того познали более чем тесную связь с полинезийскими Глубоководными. Именно так потом поступили выходцы из Новой Англии.
Торговцы, плававшие за моря, дорого заплатили за то, что приняли «веру» канаки, да и за все прочее тоже — потому что к тому времени, когда федеральные агенты начали наводить порядок в Иннсмуте, в этом городе уже вряд ли сыскалась бы семья, в которой люди не подверглись бы жутким изменениям, которые здесь называли «Иннсмутской внешностью». Иннсмутская внешность! Страшная дегенерация ума и тканей… чешуйчатая кожа, пальцы с перепонками на руках и ногах… выпученные, как у рыб, глаза… и жабры! Иннсмутская внешность — вот что стало знаком перехода от жителя суши к амфибии, от человека к Глубоководному! Многие из жителей города, сумевшие уйти от ужаснувшихся федеральных агентов, уплыли к Дьявольскому рифу и погрузились в глубину. Они ушли в И’ха-нтхлей, чтобы жить с настоящими Глубоководными, в «чудесах и славе до скончания веков». Вот каковы были члены этой подводной секты — но, кроме них, существовали другие. Существовали другие, еще более чужеродные (те, кого Кроу именовал «выжившими») — оставшиеся из бездны времени, жившие за много тысячелетий до водной фазы, когда на Земле обитали их полупротоплазматические предки и их повелители, и больше никого не было. Одна из таких тварей попыталась напасть на наш «Мореход», и только присутствие профессора Писли, его каменные звездочки и заклинания спасли нас. Поев и закончив разговор, мы в приподнятом настроении вышли из паба и продолжили путь без происшествий. Кроу вел машину, а мы с Писли удобно устроились на заднем сиденье. Писли свесил голову и задремал — похоже, он окончательно приводил в порядок свои внутренние часы. Поздно вечером, после того, как профессор завершил свой долгий визит в Британский музей, мы втроем разошлись по комнатам в Блоун-Хаусе и улеглись спать. Впервые — как мне показалось, за много лет — я спал мирно, без сновидений, и даже поскрипывающие за окном деревья мне не мешали.
11. Ужасы Земли <sup>(Из записных книжек де Мариньи)</sup>
«Много различных ужасов на Земле, и она заражена ими от начала времен. Они спят под камнем, который нельзя сдвинуть с места. Они восстают вместе с деревом от корней его; они плавают в море, и под землей обитают они в самых глубоких безднах. Одни из них издавна ведомы человеку, а другие — неведомы, но доживают последние дни пред своим ужасным явлением. Самые страшные и мерзкие еще явят себя». Миновало несколько месяцев — а теперь кажется, что прошли годы. Уж точно, я состарился на несколько лет. Во многое из того, чему я стал свидетелем, почти невозможно поверить. Даже помнить об этом трудно — и вправду образы тают в моей памяти. Дни проходят, и мне все сложнее сосредотачиваться на каждом событии, каждом происшествии, но при этом — парадоксально — кое-что оставило незаживающие раны на поверхности моего сознания. Возможно, мое нежелание вспоминать об этом — всего лишь процесс заживления, и кто знает — может быть, тогда, когда я выздоровлю окончательно, воспоминания навсегда выветрятся из моей памяти. Вот именно поэтому — потому что есть очень большая вероятность «забыть» все, что произошло после появления профессора Уингейта Писли из Мискатоникского университета, — я сейчас предпринимаю честную попытку изложить события как можно более безэмоционально в своем дневнике, не нагнетая ужасов. |
