Норвежский посол низко склонился перед королём Шоскёнигом и сложил к его ногам ларцы с самоцветами, серебряную и золотую утварь, меха.

— Мой повелитель во имя Бога предлагает тебе мир,! — сказал посол короля Олава. — Довольно литься крови мужчин вперемешку со слезами жён и матерей! А чтоб стал этот священный союз нерушимым и вечным, отдай в жёны королю Олаву свою прекрасную дочь — принцессу Ингегерд!

Но король Шоскёниг вскочил с трона и лицо его стало багровым, как закатное солнце, предвещающее грозовую бурю.

— Заткни свою нечестивую глотку! Горе тебе, если ты скажешь ещё хоть одно слово! — в бешенстве закричал он. — Смертельный удар мечом получит твой повелитель, а не руку моей дочери!

Король Шоскёниг ещё долго изрыгал проклятия и сжимал кулаки, хотя посол и его свита уже спустились по мраморной лестнице и перешли подъёмный мост.

Молча стоял Хьялтэ, сжав побелевшие губы. Он вспомнил слова принцессы, что ненависть королей глубже, чем бездонная пропасть, и питают её чёрные источники, бьющие со дна души.

“И всё же королю придётся уступить, если будет на то Господня воля”, — сказал себе старый певец и немедля отправился в путь.

Стояла глубокая осень, вовсе не подходящее время, чтобы старому человеку отправляться в далёкое странствие.

И всё же Хьялтэ и его верные слуги достигли берега холодного моря. Хьялтэ побывал на плавучем ледяном острове, где викинги заворачивали своих возлюбленных в шкуры, и всё же к утру их ресницы смерзались. И только могучим рывком можно было выдернуть заледенелый меч из ножен. Хьялтэ видел ведьму, сидящую верхом на тюлене. Она пряталась в белой пене морского прибоя, высматривая в воде тела утопленников.

Но, осенив себя крестным знамением, Хьялтэ поехал дальше. Он встретился со старыми викингами, зимующими среди голубых льдов под завывание ветра, плачущего голосами умерших. Многие не выдерживали и сходили с ума от воя и свиста этого ветра.

Хьялтэ сидел рядом с суровыми викингами, протянув руки к огню, и рассказывал о принцессе Ингегерд и короле Олаве с таким воодушевлением и сердечным жаром, что седые воины, давно разучившиеся улыбаться, клялись на своих мечах: да, они помогут принцессе добиться счастья, предназначенного ей Богом.

Хьялтэ объехал одно за другим поместья зажиточных крестьян. Уж они-то никогда не внимали жалобам и мольбам родных дочерей и выдавали их замуж так, как требовали того старые обычаи и честь рода. Он так мудро говорил с ними о мире с Норвегией, что они поклялись заставить короля Шоскёнига уступить.

И вот наконец наступил день зимнего народного собрания. Все подданные короля стали съезжаться к священному холму, чтобы встретиться со своим повелителем.

Нелёгким был их путь. Одни ехали по прозрачным и ненадёжным льдам фиордов. Путь других лежал по скользким тропам мимо пропастей, откуда тянули туманные руки призраки бездны. Рыцари, сотворив молитву, обрубали мечами цепкие руки, и тогда, превратившись в снег и лёд, призраки исчезали в бездонных провалах.

Но в назначенный день и час все подданные короля собрались на священном холме. И все как один потребовали, чтобы король отдал в жёны королю Олаву принцессу Ингегерд. Они потребовали этого столь властно и сурово, будто звёзды небесные могли померкнуть, если он не даст на то своего согласия.

Но в короля Шоскёнига, казалось, вселился сам дьявол. Он сбросил на снег свою королевскую горностаевую мантию.

— Нет! — вопил он хриплым голосом. — Нет, говорю я вам. Кто вы такие, чтобы повелевать королём? Никогда не бывать этому браку!

И вдруг король Шоскёниг умолк, словно захлебнувшись своим криком. Он увидел, что старые воины окружили священный холм опасным тесным кольцом, и ему нечего ждать пощады.