Прошло еще немного времени, и они очутились в специально обставленной к этому дню спальне с великолепной кроватью розового дерева, креслами в стиле Людовика XV с превосходно сохранившейся шелковой обивкой, тяжелыми шторами, гобеленами и старинным ковром на полу.

Стояла одна из тех редких тихих ночей, когда на деревьях не колышется ни единый листок, воздух полон живительной прохлады и на землю льется дождь прозрачного лунного света, отчего город кажется похожим на белую крепость, а небо – на усыпанный блестками шатер.

Украдкой вздохнув, Элиана отошла от окна и остановилась посреди затемненной комнаты, тонкая, гибкая, словно струна, волшебно прекрасная в белом, как снег, и легком, как лебяжий пух, свадебном наряде.

Этьен протянул к ней руки.

– Элиана…

Она отступила на шаг и тихо, нерешительно произнесла:

– Мне нужно позвать Дезире.

– Не надо, – прошептал Этьен, – сегодня я сам помогу вам раздеться.

На мгновение он встретился с ней взглядом. Ее глаза мерцали на залитом лунным светом и оттого казавшемся фарфоровым лице. Потом он посмотрел на причудливый рисунок ее волос, серебряными кольцами падавших на белый лоб, на темные дуги бровей, на шею и плечи и не поверил своему счастью, ибо в этот момент девушка была красива какой-то необыкновенной, таинственной красотой, точно огонек в тумане или тающая свеча.

Осторожно, словно боясь прикоснуться к невесте, Этьен снял с ее головы венок из флердоранжа, фату и положил их на комод, а потом расстегнул крючки на платье Элианы и стянул его с плеч и груди девушки, отчего по ее спине пробежал неприятный холодок.

Постепенно движения Этьена стали уверенными; раздевая Элиану, он целовал ее лицо, волосы и шею. Она попыталась уклониться, и тогда молодой человек поднял девушку на руки и положил на постель. Он снял с себя одежду, и Элиана тотчас закрыла глаза, чтобы не видеть его обнаженным и мучительно страдая оттого, что не может прикрыть свою собственную наготу, поскольку Этьен сбросил одеяло на пол.

А после, когда, к ее ужасу, они оказались совсем близко, Элиана инстинктивно старалась избежать его объятий и поцелуев. Но Этьен был настойчив, а ее робкое сопротивление лишь разожгло его пыл. И вот он крепко сжал ее тело руками, припал губами к ее губам, и девушка почувствовала, что в следующую секунду произойдет то, чего она так боялась.

Прошло несколько томительных, ужасающе долгих минут, во время которых Элиана крепко зажмурила глаза и постаралась не шевелиться, а после она тихонько повернулась набок и беззвучно заплакала, вцепившись пальцами в подушку.

Этьен продолжал обнимать ее, и Элиана с трудом удерживалась от того, чтобы не разрыдаться в голос, не оттолкнуть человека, который только что стал ее мужем. Она не желала его присутствия в этой комнате, в этой постели, рядом с собой!

Элиане казалось, что ее живую трепетную душу распяли на невидимом кресте, и дело было не только в оскорбленных чувствах невинной молодой девушки. Прежде она не понимала, что выйти замуж за другого – еще не значит забыть того, кого любишь, по кому тоскуешь каждый день и час, и теперь ощущала себя жестоко наказанной за этот безжалостный самообман.

Этьен взял не свое, овладел той, которая никогда не будет принадлежать ему по-настоящему! Элиану душили злые, горькие слезы. Эта ночь должна была стать ночью их любви с Максимилианом, первой из множества сладких ночей!

О Максимилиан! Она могла бы без смущения созерцать отражение их гибких тел в зеркале спальни, она приникала бы к его губам, точно к источнику живительной силы, она любовалась бы игрою лунного света в его глазах, распрямляла бы кольца его волос, пропуская их между пальцами, она позволила бы ему все, она сходила бы по нему с ума!

А нынче она словно бы прощалась с жизнью, с самой собой.