Элиана опустилась в кресло и сжала стакан в руке. Прозрачная жидкость, плескаясь, переливалась в хрупком сосуде точно лунный свет в сердцевине драгоценного камня.

– Мсье Этьен еще не вернулись?

Дезире покачала головой, и молодая женщина поняла: служанка думает, будто она переживает из-за того, что Этьен не ночует дома, что он, возможно, поехал в казино или даже в публичный дом. О нет, Элиана не ревновала его к другим женщинам, она была бы даже рада, если б другая забрала его насовсем и избавила от этой муки, называемой супружеством.

– Я боюсь, Дезире, мне кажется, сегодня случится что-то очень плохое.

И словно в подтверждение ее слов стекла вновь задрожали от унылого звона набата.

Дезире присела на краешек стула.

– Господи! И мы одни в доме, если не считать привратника! Хоть бы мсье Этьен вернулись. Разве можно разгуливать по улицам в такую ночь! – воскликнула она, вглядываясь в зарево над спящим городом.

Элиана встала и набросила на плечи капот.

– Спускайся вниз и поищи фиакр, мы едем в Маре!

– Сейчас?! В Маре? Ну нет, никуда я не поеду! – вскричала служанка.

Элиана заглянула в ее лицо. Обрамлявшие его с двух сторон прямые блестящие черные волосы походили на два опавших вороньих крыла, а глаза девушки напоминали те загадочные огни, что иногда вспыхивают среди зеленых морских глубин.

– Иди, слышишь! А если мама и папа попали в беду? И нам опасно оставаться здесь – вдруг ворвется кто-нибудь! А на улице мы попросим помощи у гвардейцев.

Служанка отступила и, повернувшись, выскочила за дверь. Элиана слышала стук ее башмаков по ступеням и доносившийся с улицы беспорядочный шум. Казалось, будто кто-то бежит в темноте, не разбирая дороги, и, то ли в ярости, то ли в испуге, сокрушает все вокруг.

Прошло несколько минут, и Дезире вихрем ворвалась в спальню. Увидев ее искаженное от ужаса лицо, Элиана невольно отпрянула.

– Ну… что?

– Боже, барышня, какой там фиакр! – заплетающимся языком произнесла Дезире. – Надо покрепче запереть окна и двери! На улицах толпы народа, факелы, стрельба! А гвардейцы с саблями, они врываются в дома… На мостовой полно убитых! Господи, я наступила на что-то… – Она с испуганным изумлением смотрела на отпечатавшийся на желтом ковре кровавый след своего башмака.

Элиану затрясло как в лихорадке. Было видно, как под тонкой тканью батистовой сорочки колотится ее сердце.

И адски красное сверкающее небо, и роковой звук набата – все неспроста. Словно ангел смерти пронесся в эту ночь над Парижем, и тень его крыльев надолго накрыла город…

Женщины захлопнули ставни, оделись и сели рядышком на кровати. Они не собирали вещи, они чего-то ждали. Какое-то мрачное смятение объяло их души, и они с ужасом заглядывали в эту черную бездну.

Сквозь щели в закрытых ставнях прорывались всполохи света, красные полосы плыли по стенам спальни… Слышались залпы картечи, крики и треск огня. Элиана и Дезире не разговаривали, но когда шум приближался, обнимались словно сестры; сплетали дрожащие руки и будто бы соприкасались испуганными сердцами.

Часа через два они услышали негромкий стук в дверь. Дезире в страхе подскочила.

– Открыть? – шепнула она. – Может, это мсье Этьен?

В это время в соседнем доме послышался звон стекол и даже не крик, а какой-то нечеловеческий рев: «Выходите, проклятые!»

Пронзительно закричала женщина…

Элиана побелела. Ей показалось, что сейчас она потеряет сознание. По телу растекалось странное онемение, оно опускалось к ногам и обхватывало лодыжки ледяными кольцами, сжимало пальцы на руках, сковывало веки и даже губы.

Кто-то открыл дверь ключом и поднимался наверх.