Стивен-то в детстве был очень хорошеньким! Люди даже останавливали ее на улице, чтобы полюбоваться мальчиком, когда он в своей сине-белой матроске ехал в прогулочной коляске или шел с нею за ручку к старому рынку. Его голубые глазки так ярко светились, а голова вся была в веселых белокурых кудряшках. А тот невинный, полный бесконечного доверия взгляд, какой иногда бывает у маленьких мальчиков, он сохранял еще очень долго, чуть ли не до двадцати лет. А какие истории сочинял Стивен уже в возрасте Тодда! Порой он начинал рассказывать такую историю утром и до позднего вечера продолжал что-то бормотать, пока она не выходила из себя, а он тогда забирался куда-нибудь под стол и все рассказывал свою бесконечную сагу о Лесном Псе и об этой — как ее? — Панче. Эту Панчу, как и многих других персонажей своих историй, он выдумал сам. У них тогда и телевизора-то не было. Да и таких ярких пластмассовых игрушек — солдатиков, танков, всяких чудовищ — тоже. Пока они жили на ранчо, Стивену даже играть было не с кем; разве что Ширли иногда привозила на денек своих девочек. Вот он и выдумывал сeбe героев, с которыми случались бесконечные приключения и в которых Элла все время путалась, и преспокойно играл с игрушечными машинками и всякими деревяшками, отходами с лесопилки, заменявшими ему кубики, или со старой катушкой от ниток, такой большой, деревянной, как делали раньше, или с допотопными деревянными прищепками для белья. И пока он играл, она постоянно слышала его негромкий по-детски хрипловатый голосок, монотонно приговаривавший: «И вот они пошли туда… бур-бур-бур… и ждали там, а потом все вместе отправились в другое место… бур-бур-бур… А когда дорога кончилась, они упали с нее, и все падали вниз, вниз, вниз, вниз, и кричали: помогите, помогите, где же Панча?» И так далее, и тому подобное. Он не умолкал даже поздно вечером, уже улегшись в кроватку.

— Стивен?

— Что, мам?

— Закрой-ка рот и спи!

— Но я же сплю, мам! — Искреннее негодование. Ей с трудом удавалось подавить смех. Она на цыпочках выходила за дверь, и через минуту в комнате вновь слышался его шепот: «И тогда они сказали: давайте пойдем… пойдем… к озеру. И там по озеру плыла та лодка, и когда Лесной Пес начал тонуть, шлепать по воде руками, плескаться, кричать: помогите, помогите, где же Панча? Я — Лесной Пес, я здесь, я тону…» Затем наконец она слышала негромкий зевок. И наступала тишина.

Куда все это ушло? Что с ним сталось? Тот смешной маленький мальчик, который обо всем на свете рассказывал свои собственные истории, ничего не понял бы из рассказа о руководителе телефонной компании, недавно женившемся в третий раз, чья единственная дочь — от первого брака — сидела сейчас на белом стуле и смотрела, как ее единственный сын, рожденный вообще вне брака, качается взад-вперед, монотонно напевая песенку собственного сочинения, состоящую из одного лишь гортанного слога.

— Энн, — спросила Элла, раздвигая жалюзи, — тебе диетическую колу или лимонад?

— Лимонад, бабуля.

Что из всего этого получилось? — вновь спросила она себя, доставая из холодильника лед, а из буфета стаканы. Почему та история оказалась лишена всякого смысла? Ведь она когда-то возлагала на Стивена такие надежды, так уверена была, что он непременно совершит в жизни нечто достойное, благородное.