Белые ворота распахнулись. Однако, против ожиданий, из них вышла не торжественная процессия, а с десяток одетых в ослепительно белые одежды мальчишек. На шее у каждого висел обширный, открытый сверху короб. Каждый пришедший на площадь запускал в короб руку, вытаскивая оттуда небольшой, с пол‑ладони, шарик – алого, голубого, перламутрового и вообще всех цветов, какие только можно себе представить. И, едва шарик оказывался в чьей‑то ладони, на гладком блестящем боку его тотчас проступало имя человека, которому этот шарик достался.

Седой парень в свой черёд тоже запустил руку в короб. Парри во всех подробностях рассказывал ему о церемонии – каждый неофит должен был отдать свой шарик декану того факультета, где хотел бы учиться. Однако в этом состояла только половина выбора – второй занимались сами деканы или, точнее, созданное ими магическое устройство каким‑то образом само распределяло новых аколитов по факультетам, сообразно с их достоинствами и даром. И только если выбор ученика совпадал с выбором Академии, неофит мог переступить заветный порог. Как правило, выбор этот совпадал – собственно говоря, та отсеивающаяся треть как раз и состояла из людей, у кого выборы не совпали, что означало – сама Великая Сила против их обучения.

Юноша с кольцом старого Парри на пальце взглянул на доставшийся ему шарик и, несмотря на всё своё бесстрастие, удивлённо поднял брови. Шарик на его ладони оказался каким‑то блеклым, белёсым, с грязно‑серыми разводами – словом, совершенно не походил на доставшиеся другим на площади. И еще – на нём не было имени. Никакого. Ни того самого, настоящего, едва не забытого – Фесс, ни данного старым Парри прозвища – Неясыть, по имени громадной белой совы, грозы пернатых обитателей Северного Клыка.

Юноша молча повертел шарик в пальцах и, недолго думая, сунул в карман портов. Ну вытащил такой вот странный, что же тут такого? Правда, другим попадались всё больше шарики ласковых и тёплых цветов, от спелой ржи до небесной голубизны; редко где мелькали искры алого или ярко‑оранжевого; так же мало попадалось тёмно‑синих или фиолетовых. Чёрных и вовсе не было видно.

Спрятав шарик, Фесс – или, вернее. Неясыть, потому что от старого Фесса в нём осталось не так уж много – вновь застыл, точно изваяние, – это его умение ставило в тупик ещё старика Парри. Замерев, не мигая и, похоже, даже не дыша, юноша мог стоять часами, и понять, что он живой, возможно было, только коснувшись его руки, тёплой, а не заледеневшей, как у мертвеца.

Неясыть умел ждать. Правда, он и сам не знал, где и как он этому научился.

Но сейчас – дело особое. Он должен пройти за эти белые ворота. И узнать во всех подробностях, кто он такой и откуда взялся. Одного только имени да слабого призрака прошлого – некоей благословенной Долины – ему было мало. Если он оттуда родом, то он хочет вернуться домой. Если нет – узнать, почему уцелели только эти воспоминания. Ещё Неясыть хотел знать, отчего умеет то, что умеет, и кем он был в своей прошлой, начисто отрезанной жизни. Трёх коротких слов – воин, маг, шпион – было недостаточно. Это он знал и так. Он знал, что способен был сплести заклятие не хуже заправского волшебника, но это умение потерялось, пропало в катастрофе – значит, нужно учиться магии заново. Сила, по утверждению всё того же Парри, у него была, научить управлять ею могли только здесь – значит, так тому и быть.

Неясыть не думал о том, что, возможно, Академии не единственное место, где можно выучиться магии.