Однако творческое мышление слишком легко останавливается на полпути — на стадии хаоса. По сути, у малоталантливого человека нет иного выхода. В искусстве сам по себе уход от старых идей возводится в ранг добродетели. Оригинальность — вот к чему стремится искусство. Здесь всегда живо желание выйти из границ укоренившегося порядка в безграничную возможность хаоса, и нередко один только этот шаг рассматривается уже как достижение, в то время как он — лишь первая стадия на пути к достижению. Подлинная цель нешаблонного мышления состоит не в блуждании по бесформенному хаосу, а в нахождении в этом хаосе плодотворной новой идеи. Новая идея, скорее всего, должна обладать классической простотой формы; в любом случае она должна быть упорядоченной, что весьма далеко отстоит от бесформенности давшего ей жизнь хаоса.

Идеал, которого стремится достичь нешаблонное мышление, — это простота при крайней утонченности, простота самой идеи, весьма эффективной в действии и элементарно простой по форме. Эта простота богатства, но не скудости, изобилия, но не голода.

В искусстве же, для которого не существует объективной конечной цели, слишком ЛРГКО достичь стадии хаоса и на этом остановиться. Изобретатель, работающий над созданием обреченных па бездействие механизмов, естественно, не вызывает особого доверия, поскольку он не достиг реальных результатов. Но как определить ту грань, которая разделяет поиски художника в сфере свободной формы и достижение им действительного синтеза художественной формы и реального содержания? Объективного критерия в данном случае не существует. Что же касается субъективных оценок, то они не всегда верны, ибо даются либо теми, кто неспособен отказаться от старых представлений, либо теми, для кого уже сам по себе отход от старого является достижением.

В данной ситуации неизбежно должна процветать причудливость ради причудливости. Гротеск и эксцентричность являются наиболее элементарными и доступными формами новизны. Однако подлинно новая идея никогда не будет причудливой потому, что она независима и совершенна сама по себе. Причудливые идеи не представляют собой ничего нового, они просто являются искажением старых. Мы уже говорили о намеренном искажении старой идеи как о способе получения новой, но это только метод, а не конечная цель, не само достижение. Использованная в первых автомобилях измененная конструкция извозчичьей коляски в качестве кузова я до сегодняшнего дня не получила радикально новой конструкции. Искажения такого рода вполне оправданы, ибо есть надежда, что они со временем приведут к повой идее. Другое дело, когда сами искажения претендуют па роль новых идей.

Если бросить камешек в один из цилиндров прекрасно работающего автомобильного двигателя, то стук двигателя при этом будет чрезвычайно оригинальным. Кто-то, возможно, удивится столь странным звукам разрушения, а кто-то использует этот звук в качестве стимулятора повой идеи, касающейся, например, изменения конституции двигателя (к примеру, двигатель без цилиндров), либо использования самого звука и т. д. И не вина художника, что в мире искусства склад ума первого типа ошибочно нередко принимается за второй. Подлинно творческое мышление, видимо, есть особая форма нешаблонного мышления, и ее следует отличат!) от поддельного “творческого” мышления.

В известном смысле наука является высшей формой искусства, поскольку здесь совершенство новой идеи но является делом вкуса или моды. И хотя науке явно па достает эмоциональной насыщенности и всеобщей притягательной силы, тем не менее ей внутренне присуща строгость.