— Начало нового?

— Ты хорошо вел наших охотников, но теперь настало время найти корни, углубить старые тропы и протоптать их дальше — ради блага всех орков.

Неловкая мысль, почти подозрение, вдруг родилась. Рулькан не была шаманом, не была вождем. Была просто Рулькан — и этого Нер'зулу хватало с лихвой. Отчего ж она, никогда не повелевавшая в жизни, вдруг заговорила столь властно?

Но, разозленный своим же неверием, Нер'зул подозрение отогнал. Ведь он пока еще не дух, а всего лишь кровь и плоть. Он понимал суть и повадки духов лучше прочих, но знал: не понимает еще очень, очень многого и не поймет, пока не станет духом сам. В самом деле, почему бы Рулькан не вещать от имени всех предков?

— Я готов слушать.

— Я знала: ты послушаешь, — сказала она, улыбаясь. — Впереди у орков трудные, опасные времена. Раньше мы сходились вместе лишь на Кош'харг. Чтобы выжить, оркам нельзя быть настолько разобщенными.

Рулькан посмотрела на рассветное солнце — грустно, задумчиво. Старому шаману так захотелось обнять ее, утешить, чтоб она рассказала, поделилась печалью — как всегда при жизни. Но теперь он не в силах ни прикоснуться к ней, ни заставить говорить. Поэтому сидел молча, упиваясь ее красотой, изнемогая от желания услышать ее голос.

— На лице этого мира есть грязь, — сказала она спокойно. — Ее нужно убрать.

— Скажи, что это, и я исполню, — ревностно поклялся Нер'зул. — Я всегда чтил заветы предков.

Она повернулась, отыскивая его взгляд, а за спиной все ярче разгоралось восходящее солнце.

— Когда грязь исчезнет, наш народ станет еще величественней и горделивее, станет сильным, овладеет новым могуществом. Мир ляжет к нашим ногам. И ты, Нер'зул, поведешь народ.

Прозвучало в ее голосе странное, отчего больно вздрогнуло сердце старика. Ведь он и так был могуществен. Его клан — клан Призрачной Луны — уважал шамана так, что чуть не боготворил. Он считался главнейшим из орков, вождем вождей — по сути, если и не по имени. Но в сердце всколыхнулось желание власти еще большей. Всколыхнулся и страх — темный, стыдный, но его можно и должно было преодолеть.

— И что же за грязь, что за угрозу нужно уничтожить, прежде чем орки завладеют причитающимся им по праву?

Рулькан рассказала.

— И что это значит? — спросил Дуротан за трапезой, разделенный с двумя, которым доверял больше всего: Дрекой, невестой, после церемонии на будущее полнолуние — женой, и Дрек'Таром, новым главным шаманом клана.

Дуротан вместе со всеми оплакал смерть Кашур. Но чувствовал нутром: в этот день она и хотела умереть, хотела хорошей смерти. Ее не хватало клану — но Дрек'Тар скоро зарекомендовал себя достойным преемником. Не поддаваясь горю, участвовал в охотах, возглавляя шаманов клана. Кашур бы гордилась им. Теперь все трое вкушали трапезу в шатре Дуротанова отца, павшего в битве с ограми и гронном и оставившего сыну власть над племенем.

Дуротан озадачился письмом, что принес тощий, измученный гонец на тощем, измученном черном волке. Перечитывал снова и снова, поедая кашу из крови и разваренных зерен.

Шаман Нер'зул приветствует Дуротана, вождя клана Северного Волка. Предки принесли мне известие, касающееся всех орков, а не только моего клана. На двенадцатый день этой луны я хочу говорить со всеми вождями кланов и всеми главными шаманами. Идите к подножию священной горы, о еде и питье позабочусь я. Если не придете, я приму это как знак безразличия к судьбе нашего народа и поступлю соответственно. Прости мне мой тон, но дело исключительной важности. Пришли ответ с моим гонцом.

Дуротан заставил гонца ждать, пока обсуждали письмо.