Hep 'зулу, шаману клана Призрачной Луны, шлет приветствия Велен, пророк народа дренеев. В последнее время многие из нашего народа подверглись атакам орков, причина чего мне непонятна. Долгие годы наши народы жили в мире и взаимопонимании — в состоянии, устраивавшем нас обоих. Мы никогда не поднимали оружия против орков, а однажды нам посчастливилось спасти жизни двух молодых орков, безрассудно подвергших себя опасности.

— А, я помню, — прервал Гул'дан. — Дуротану, нынешнему вождю Северных Волков, и Оргриму Молоту Рока.

Нер'зул кивнул рассеянно и продолжил читать:

Быть может, дело всего лишь в странном и трагическом недоразумении? Нам хотелось бы узнать, в чем дело, разрешить возможные сомнения. Мы хотели бы говорить с вами, чтобы предотвратить дальнейшую бессмысленную гибель орков и дренеев.

Как я понимаю, гора, называемая вами Ошу'гун, священна для вашего народа — там живут мудрые духи ваших предков. Хотя гора эта издавна важна также и для дренеев, мы всегда уважали ваш выбор ее в качестве священного места. Однако пришло время признать: объединяет нас куда большее, чем разделяет. Среди моих людей я зовусь пророком, ибо временами меня посещают мудрые прозрения. Я стараюсь вести свой народ к разуму и миру — так же, я уверен, как ваши вожди свои кланы.

Давайте же встретимся с миром у места, столь важного для наших рас. На третий день пятого месяца я с небольшой группой пилигримов приду к священной горе, дабы проникнуть в ее недра. Все мы придем безоружными. Я приглашаю вас и всех, кто пожелает, присоединиться к нам в этом месте магии и силы, дабы попросить существ намного мудрее нас исцелить рознь и горе, возникшие между нами.

Во имя света и блага, мир вам!

Гул'дан заговорил первым — или, точнее, первым рассмеялся.

— Какое высокомерие! О мой господин, великий Кил'джеден, эту возможность нельзя упускать! Главарь врагов является на убой, будто теленок копытня, безоружный, считая в глупости своей, что мы ничего не знаем о злобных намерениях дренеев! И он еще думает осквернить Ошу'гун!

Он умрет, прежде чем нечестивое его копыто коснется хотя бы тени священной горы!

— Я доволен сказанным тобою, о Гул'дан! — пророкотал дружелюбный голос Кил'джедена. — Нер'зул, слова твоего ученика мудры.

Нер'зул хотел ответить, но язык будто прилип к нёбу. Дважды раскрывал рот напрасно и лишь на третий выпихнул хриплые, грубые слова.

— Не стану спорить — дреней опасны, — выговорил, запинаясь. — Но мы же не гронны, чтобы убивать безоружных.

— Но курьера мы убили, — заметил Гул'дан. — Безоружного и даже пешего.

— Зря! — рявкнул Нер'зул. — Его следовало взять в плен и немедля привести ко мне, а не убивать!

Кил'джеден ничего не ответил, но его алое сияние окутывало Нер'зула, пытающегося нащупать верные слова.

— Ему не дадут осквернить священную гору, не сомневайся, мой ученик. Но я не позволю убить его, прежде чем смогу поговорить с ним. Кто знает, что может нам открыться?

— Да, — подтвердил Кил'джеден, и голос его лучился добром и теплотой. — Боль заставляет раскрыть многое.

Верховный шаман был поражен, но чувств не выдал. Это чудесное доброе существо желает, чтобы он, Нер'зул, пытал Велена? Внутри всколыхнулись предвкушение, смутная радость — но и отвращение. Нет, такого он не сделает — не сейчас.

— Мы будем ждать, — заверил он и господина, и ученика. — Он не уйдет.

— Господин, — выговорил Гул'дан медленно.