«Я ненавижу его! Как я его ненавижу!»— повторял про себя Сардо.

Тем не менее он спустился к обеду в столовую.

Прошел в салон, где обычно герцог вместе с гостями дожидались объявления о трапезе.

Там уже собрались многочисленные родственники, изыскивающие любой повод, чтобы остановиться в дядюшкином поместье. Нигде более во Франции они не могли бы устроиться лучше. Нигде нища не была бы столь хороша, вина столь благородны, а хозяин столь обаятелен.

Это приводило Сардо в бешенство. В то время как он ненавидел дядю, все остальные в семье раболепствовали перед ним, словно он был если не богом, то по меньшей мере королем.

Все они окружали его, ласкаясь, будто спаниели с услужливыми мордами. Они слушали герцога так, словно он только что сошел с Олимпа.

Когда Сардо вошел в салон, герцог сказал:

— У нас еще один гость, которого, я думаю, вы не ожидали здесь увидеть. И он уже прибыл.

Гости повернулись в его сторону; послышались возгласы:

— Сардо! Какой сюрприз!

Большинство из них приходились ему тетушками и кузинами. Мужчины, мужья родственниц герцога, его сверстники, смотрели на Сардо — как ему казалось — с презрением.

«И их! Их я тоже ненавижу!»— прошептал про себя Сардо.

На лице его играла обаятельная улыбка, которую он всегда мог изобразить в нужный момент.

Благодаря этому умению пожилые дамы из числа его родственниц видели в нем «милого мальчика».

Он расточал комплименты старушкам и флиртовал с более молодыми.

К тому времени как они прошли в столовую, все, казалось, были в отличном настроении.

Только герцог пристально наблюдал за Сар-до, опасаясь, что тот предпримет попытку выжать деньги у кого-либо из родственников.

В банкетном зале, свободно вмещавшем пятьдесят, а то и шестьдесят человек, кормили вкусно и щедро.

Герцог по натуре был эпикурейцем и стремился получать удовольствие от всех своих занятий.

Поскольку во Франции каждый общается через стол так же легко, как и с соседом, начался оживленный разговор. Cap до обнаружил, что здесь он может быть столь же остроумным и вызывать к себе интерес, как и в Париже. Тамошние женщины отличались умением заставить мужчину чувствовать себя на высоте.

Когда трапеза подошла к концу и большинство гостей вернулись в салон, герцог откланялся.

Он должен был прочитать письма и обдумать проблему Сардо, прежде чем снова приступить к разговору с ним.

Поэтому, дабы племянник не смог найти его, он пошел не в салон, где обычно проводил время, а в библиотеку.

Там на рабочем столе, который он использовал в свободное время для составления истории семьи герцогов Рукских, лежало фамильное древо.

Герцог проследил историю своего рода на протяжении многих веков; на том же листе в самом низу было вписано его имя и имя его жены, которая умерла в год замужества. И хотя это произошло более девяти лет назад, Армон знал, что никогда не сможет забыть ее.

Это было ужасное несчастье.

Отец его, как это зачастую бывает в знатных аристократических семьях, сам решил, кто будет женой его единственного сына, когда тот пребывал еще в юношеском возрасте.

Он остановился, как ему показалось тогда, на самом привлекательном варианте: их поместье и поместье маркиза де Лаше граничили друг с другом.

Этот союз должен был сделать обе семьи еще более могущественными.

Дочь маркиза, на взгляд отца Армона, была необычайно хороша собой.

И, хотя видел ее совсем недолго, он решил, что она станет замечательной женой для его сына, как только тому исполнится двадцать один год.

Во Франции считалось естественным для наследников титула жениться как можно раньше, так что этот брак был в лучших традициях предков.