Папа высадил Патрика, как обычно, у моста, – и только тогда Патрик наконец остался один и зашагал вдоль канала. И вдруг он совершенно перестал волноваться из за Джимми Рингтона и пропущенного гола, из за «мне по барабану» и взрывного темперамента миссис Брайтуэлл. До него донёсся кисло сладкий аромат соусной фабрики. Как ни странно, запах Патрику нравился, хотя сам соус он терпеть не мог. Прикрыв глаза рукой от солнца, он посмотрел на трубу, нет ли там пустельги. Её там не было, но Патрик не огорчился, потому что мимо проплыла стайка уток, а одна как раз нырнула кверху хвостиком, а это Патрика всегда смешило. Дорожку прямо перед ним перебежала куропатка и исчезла в высокой траве.

Патрик поправил сумку на плече. Ему вдруг стало весело, словно в голове засияло ясное солнце и подул свежий ветерок, но тут на дорожке впереди показался лебедь – он стоял и таращился на Патрика, поджидая его. Патрик испугался, поскольку лебедь был знакомый, даже слишком. Они уже встречались. Похоже, это был тот самый лебедь, который всего недели две назад не пускал его в школу. Он тогда так и бросился на Патрика, раскинув крылья, грозно пригнув шею к земле и шипя, будто сотня змей. Патрик юркнул от него в кусты и там угодил в крапиву. Так что лебедь Патрику не нравился, вот ничуточки. Однако его всё равно нужно было как то обойти, иначе в школу не попасть, а в школу было надо. Вопрос – как.

Патрик стоял и смотрел на лебедя: ведь рано или поздно лебедь наверняка захочет обратно в воду. Но лебедь упорно стоял на месте и буравил Патрика мрачным взглядом, надёжно упёршись в землю чёрными лапищами. И явно никуда не торопился.

Патрик всё ломал голову, как же быть, но тут краем глаза заметил, что по середине канала что то плывёт. Ярко зелёное и, кажется, пластиковое, какой то большой мешок. Патрик не обратил бы на него внимания, ведь в мешках нет ничего особенно интересного, если бы не услышал писк. Писк, похоже, исходил из мешка, и это было непонятно.

Поначалу Патрик решил, что это пищат утята или птенцы куропатки, он часто слышал их на канале. Но потом он вспомнил, что никаких птенцов быть не может: осень ведь на дворе. Всё кругом было завалено листьями – жёлтыми, оранжевыми, красными. Они так и шуршали под ногами. Весна и лето остались позади. Так что пищит и вправду мешок.

Было ещё совсем рано, и голова у Патрика, должно быть, работала очень медленно, поскольку он лишь через несколько секунд сообразил, что в мешке, наверное, что то живое, но и тогда его убедил не только писк. Патрик заметил, что мешок не просто плывёт себе по каналу, как всё остальное – листья, ветки и прочий обычный речной мусор. Мешок ворочался, как будто внутри кто то елозил. Да, точно, внутри кто то был, и этот кто то отчаянно теребил пластиковый мешок, толкался и пинался, хотел наружу и тоненько попискивал от страха. Патрик понятия не имел, кто это может быть, но всё таки понял, что это кто то живой и он может утонуть. Канал был совсем не широкий. Патрик мог достать мешок.

И больше он не раздумывал. Скинул школьную сумку и прыгнул в канал. Плавал Патрик хорошо и утонуть не боялся, ему грозило разве что промокнуть и замёрзнуть. Глотать воду из канала тоже не стоило, поэтому он изо всех сил сжал губы. Несколько гребков на середину канала – и вот уже Патрик схватил мешок, развернулся и поплыл обратно к берегу. Ему вдруг показалось, что берег далеко далеко, но всё же он до него добрался.

Сложнее всего было вылезти, потому что одежда отяжелела и облепила тело, а скользкий мешок норовил вырваться из рук. Патрик вдруг ослабел, холод пробрал его до костей. Но вот одно последнее усилие – и он подтянулся, сумел закинуть коленку на берег и наконец вылез из канала. С него текло. Он встал на ноги, развязал мешок и открыл его.

Внутри были пять щеночков – голенастых, тощих, прямо скелетиков, и все они дрожали от холода и лезли друг на друга, чтобы выбраться из мешка, а из разинутых ротиков вырывался отчаянный писк.