Сун-Цу медленно двинулся по коридору и обнаружил, что на первом портрете изображен его дедушка, Максимилиан Ляо. Остролицый, с пронзительным взглядом, Максимилиан выглядел человеком, полным жизненных сил и дерзкого огня. Определенно, это был тот самый человек, о котором часто рассказывала мать, но он не походил на деда, каким помнил его Сун-Цу. Разумеется, ведь Сун-Цу находился в ребяческом возрасте, когда познакомился с Максимилианом, а тот к тому времени уже был сокрушен Хэнсом Дэвионом и Джастином Аллардом.

Глянув вправо, Сун-Цу увидел высокое серебряное зеркало на пустовавшем ранее месте, как раз напротив портрета. И дальше по коридору напротив каждого портрета появилось по зеркалу, что еще более усилило желание Сун-Цу постичь эту тайну. Он не видел своего отражения в зеркале, а вместо этого разглядел согбенного старика с грязными, нечесаными лохмами, ниспадающими на засаленные плечи потрепанного халата. Глаза старика пылали безумием. Да, подумал Сун-Цу, вот это как раз тот Максимилиан Ляо, которого он знал.

Он прошел дальше и увидел следующую картину кисти Ван-Гога — Томаса Марика. Резкие мазки и ярко-желтая краска отмечали каждый шрам на лице Томаса. Глаза тускло смотрели с изможденного лица, от которого так и веяло усталостью. Именно таким и выглядел Томас после самоубийства Софины.

Повернувшись к зеркалу, чтобы понять, какие метаморфозы уготованы этому портрету, Сун-Цу неожиданно увидел образ, исполненный силы. Этот Томас, облаченный в серебряные доспехи, высоко над собой держал поднятую саблю. Звездное кольцо окружало голову, а шрамы почти совсем пропали. И выражение его лица было как раз тем же самым, как в суде, когда Томас Марик разбирался с фанатичными последователями «Слова Блейка». И тут Сун-Цу понял, каким видят Томаса большинство обитателей Лиги Свободных Миров: реформатором, создавшим Рыцарей Внутренней Сферы, возродившим идеалы благородства в современной жизни.

В мозгу Сун-Цу уже начала формироваться теория, объясняющая все увиденное, и он бросился вперед, стремясь получить дополнительную информацию. На следующем портрете он обнаружил собственное изображение в виде фатоватого Арлекина с обвисшими губами, искривленными в туповатой усмешке. Изогнувшись, Арлекин демонстрировал широкую желтую полосу на спине.

А это я, каким хочу казаться другим. На Аутриче, когда все юные отпрыски королевских фамилий собирались на занятия, пока их родители обсуждали совместные стратегии, Сун-Цу намеренно во время конфликтов со сверстниками начинал хныкать, корчиться от страха, прятаться. Он понимал, что ровесники считают его мать безумной, и потому изо всех сил изображал из себя того самого избалованного и испорченного ребенка, которого и ожидали в нем увидеть.

Обернувшись и увидев свое зеркальное изображение, Сун-Цу удивился, отметив, насколько образ в зеркале походил на его кузена, Кая Алларда Ляо. Это предостережение! Он достаточно внимательно наблюдал за Каем, чтобы понять — его кузен разыгрывает свою партию, держа карты поближе к груди, и вовсе не собирается демонстрировать весь свой потенциал. По крайней мере, такое заключение следовало из того факта, что образ Кая хранился в мозгу Сун-Цу близко к образу самого Ляо. Возможно, я недооцениваю Кая.

Сун-Цу заставил себя пройти дальше по коридору. Следующим предстал портрет Хэнса Дзвиона, отчего у Сун-Цу мурашки побежали по спине. Хэнс Дэвион, представленный во всей своей славе, крепости и румяном здоровье, полностью соответствовал прозвищу Лис. Для начала он обманом заманил Максимилиана Ляо в когти этой змеи по имени Джастин Аллард, а затем устроил то вторжение, в результате которого отхапал половину миров Конфедерации Капеллана, создавая пограничную область Сарна для недавно появившегося Федеративного Содружества.

Зеркало справа отражало мумию, закутанную в марлевые повязки. Сун-Цу принялся всматриваться в нее, и тут открылся у мумии глаз, и Ляо узнал пронзительный взгляд голубых глаз Дэвиона.