Соответственно на следующий год, когда мы разбежались, все пошло наперекосяк. Но я хотела справиться с возникшими трудностями. Хотела не терять головы. Нельзя провести первые восемнадцать лет жизни в изгоях общества, не выработав средств самозащиты. Просто друзья? Ладно, пусть будет так.

Но, по правде говоря, если я пыталась представить себе, что просыпаюсь субботним утром, а его нет рядом, у меня начинало щемить сердце.

— Так что случилось на работе? — спросил он.

Я ответила, что это не интересно. Он настаивал на обратном. Я уклонялась от ответа. Он не отставал. Мы остановились, чтобы купить мороженое.

А потом пошло-поехало. Я рассказала ему о Лу-Энн, обложке с педофилом, предательстве Касси, необходимости обзвонить всех авторов, которым меня представили круглой идиоткой, Джейнис Уанч и удлиняющемся списке моих долгов. Рассказала и почувствовала безмерное облегчение.

Пока я жаловалась, Флейшман сидел напротив меня за металлическим столиком, практически не притрагиваясь к ванильному мороженому. Откровенно говоря, я рассчитывала на меньшее: меня вполне устроили бы несколько сочувственных кивков.

Когда же я закончила, одновременно отправив в рот последнюю ложечку кокосового мороженого с изюмом, заговорил он.

— Форменное безобразие! — воскликнул Флейшман. — Завтра утром ты первым делом должна зайти к этой Касси, первым делом, Ребекка, и потребовать вернуть авторов!

— Не уверена, что я способна это сделать.

— Разумеется, способна. Скажи ей, чтобы отвалила. — Он сощурился. — Кого она взяла? Хороших авторов?

Я пожала плечами:

— Не уверена. Я до сих пор не знаю, какие у меня авторы. И потом, я и так по уши завалена работой. Может, оно и к лучшему.

У него отвисла челюсть.

— Это же принципиальный момент, черт побери. По крайней мере ты должна поставить в известность своего босса.

— То есть наябедничать?

— Ты должна наябедничать.

— Но разве этим я не докажу свою слабость?

Он шлепнул салфеткой по столу.

— Слушай, тебе пора принимать таблетки злости. Это деловой мир, Ребекка. Ты должна показывать, а то и пускать в ход коготки.

Я знала, он хотел мне помочь, но не могла не подумать: «А что он знает о нравах делового мира?» Последние шесть месяцев Флейшман трудился в телемагазине неполный рабочий день. Ранее — три месяца в журнале «Театральный мир». До того — один день обслуживал зрителей в кинотеатре «Анжелика», откуда его выгнали, потому что он швырнул картонное ведерко для попкорна в мужчину, который громко говорил по мобильнику на фильме с Жюльет Бинош.

К счастью, ведерко оказалось пустым. К несчастью, бросил Флейшман его в Мартина Скорсезе.

Но я не стала об этом напоминать. Он же старался мне помочь.

И может, он прав: не следует мне проглатывать все подряд.

— Если ты не будешь сопротивляться, — предупредил он, — то превратишься для этой Касси в личную девочку для битья.

Я вздохнула:

— Если бы я могла поменяться с ней местами.

Он изогнул бровь.

— Это как?

— Думаю, она извелась из-за того, что я оказалась на ступеньку выше. Для меня не важно, младший я редактор или помощник редактора. Вот мне и хочется сказать: получай свое повышение, только отстань от меня. Меня интересует только одно: чек, который выписывают за работу.