Злосчастный звонок раздался в шесть тридцать вечера. Звонил Боб. Он сообщил, что они с Робин попали в аварию: в «ягуар» Боба, выезжавший из ворот стоянки, врезался автофургон. Разлетевшиеся при столкновении окна автомобиля Боба сильно поранили лицо Робин. Ее срочно доставили в больницу «Святого Луки — Рузвельта», вызвали хирурга по пластическим операциям. Других травм, к счастью, после тщательного обследования внутренних органов у Робин обнаружено не было.

Вспоминая тот страшный вечер, Керри тряхнула головой. Так она словно бы вновь попыталась выбросить происшедшее из памяти: и агонию своей бешеной езды на машине до Нью-Йорка, и сотрясавшие ее грудь на всем пути испуганные сухие всхлипы, и то, как губы ее, не переставая, шептали одно лишь слово — «пожалуйста», — в то время как в мыслях она каждый раз договаривала молитву до конца: «Пожалуйста, Боже, не дай ей умереть! Она — все, что у меня есть! Пожалуйста, она еще совсем ребенок! Не забирай ее у меня…»

Когда Керри добралась, наконец, до больницы, Робин уже отвезли в операционный блок. Поэтому ей ничего не оставалось, кроме как в напряжении замереть в зале ожидания. Рядом уселся Боб — вроде бы он был с ней, но, на самом деле, совсем не с ней. У него уже давно появилась новая семья — жена и двое детей.

Керри и сейчас, неделю спустя, могла с легкостью вспомнить и пережить чувство огромного облегчения, охватившего ее, когда в зале ожидания, наконец, появился доктор Смит, сказавший весьма официальным и каким-то даже снисходительным тоном:

— К счастью, порезы на кожном покрове не оказались глубокими. Поэтому со временем у Робин не останется на лице никаких следов. Тем не менее я хотел бы еще раз осмотреть ее в моем частном кабинете где-нибудь через недельку.

Как выяснилось, порезы на лице действительно были единственными повреждениями, полученными Робин. Девочка вообще очень легко оправилась от происшедшего. Даже в школе она пропустила всего лишь два дня занятий. В какой-то мере она даже гордилась бинтами, которые вынуждена была носить. И только сегодня, по пути на повторный осмотр у доктора Смита, она спросила у матери немного испуганно:

— Мам, а у меня правда все будет в порядке, а? Ну, на лице не останется ничего такого, некрасивого?

Робин была красивой девочкой, вся в отца — большие голубые глаза, высокий лоб, четкие, «скульптурные» черты лица. Керри принялась горячо убеждать дочь, что «ничего такого, некрасивого» на ее личике, естественно, ни в коем случае не останется. При этом она надеялась, что слова ее звучат достаточно уверенно. И вот теперь, в приемной доктора Смита, оставшись наедине с то и дело охватывающими ее страхами за судьбу дочери и пытаясь хоть как-то от них отвлечься, Керри пыталась оглядываться вокруг с нарочитым вниманием. Помещение было обставлено со вкусом: здесь стояло несколько диванов и стульев, обтянутых приятных тонов материей, удачно украшенной мелким цветочным узором. На красивые ковры падал мягкий свет ламп.

Среди прочих пациентов, ожидавших своей очереди в приемной, Керри обратила внимание на женщину, спокойно сидевшую с повязкой, полностью скрывавшей нос. На вид ей было чуть больше сорока. Другая посетительница, не в пример первой, заметно волновалась. Она то и дело повторяла, обращаясь к сопровождавшей ее симпатичной подруге: «Теперь, когда я уже тут, я, конечно, благодарна тебе за то, что ты все же заставила меня прийти. Да и твой пример у меня все время перед глазами: ты выглядишь просто сказочно!»

Керри мысленно согласилась с этим утверждением и тут же спешно и несколько смущенно полезла в сумочку за косметичкой. Открыла пудреницу, осмотрела свое лицо в зеркальце и пришла к выводу, что выглядит сегодня как раз на все свои тридцать шесть лет. Она, конечно, знала, что очень многие мужчины считают ее привлекательной, но при этом не позволяла себе ни малейшей расслабленности в том, что касалось тщательного ухода за собой.