Тайны Рублевского двора

Между крокодилом и львом

Томский не потерял сознания, хотя после такого удара о землю вполне могли и кишки вылезти через рот. Он отлично помнил все: и шутку Носова, и собственный смех, и уверенное урчание двигателя, который продолжал работать и после того, как с лопастями автожира случилось что-то невероятное: они вдруг завибрировали, издавая пронзительный свист. Стремительный полет всего за пару секунд превратился в не менее стремительное падение. Сделать что-либо было уже невозможно. Вездеход привстал в кресле, что-то закричал и… вылетел через рваную дыру в крыше. Толика тоже чуть не вышвырнуло наружу, но из-за своих габаритов он, в отличие от карлика, лишь врезался головой в обшивку и вернулся в исходное положение. Дальше были только треск, череда хлопков и скрежет.

– Ай!

Вскрикнув от боли, прервавшей поток воспоминаний второй раз, Томский понял, что следовало как-то освободить правую ногу, голень которой пронзил острый осколок металлопластика. Все остальное – потом. Толик стиснул зубы. Одной рукой он обхватил осколок, а ладонью второй сжал ногу и стал ее приподнимать.

Было очень больно, но Томскому приходилось бывать в передрягах и похуже, а с болью он сталкивался так часто, что почти сроднился с нею. Зазубрины осколка рвали его плоть, но Анатолий успокаивал себя тем, что повреждены были только мягкие ткани, кость не задета, и продолжал тянуть ногу вверх.

– А-а-вх!

Из дыры в комбинезоне брызнул фонтан крови. Несколько минут Томский отдыхал, ожидая пока боль стихнет. Потом сел и осмотрелся. Первым, что бросилось ему в глаза, был большой замшелый камень с выбитой на нем надписью, различить из которой удалось только букву «ять» и несколько цифр: дата рождения, дата смерти. Анатолий встал на ноги, используя как опору искореженную раму автожира. Фрагменты потерпевшего крушение летательного аппарата были разбросаны на площади диаметром метров в пятьдесят, среди заросших бурьяном могильных холмиков, покосившихся, поваленных памятников, склепов и растрескавшихся статуй ангелов с грустными лицами.

– Только с твоим еврейским счастьем, Томский, мы могли потерпеть крушение не где-нибудь, а на кладбище.

Анатолий увидел Вездехода, пробивавшегося к нему через заросли кустарника, и улыбнулся. Свою бейсболку карлик где-то потерял, хобот его противогаза был оторван, но в остальном Носов выглядел вполне прилично для парня, который грохнулся на землю с высоты в сотню метров. Шестилапая ласка занимала свое любимое место – на плече хозяина.

– А ты, Коля, как мячик: чем сильнее тебя бьешь, тем выше прыгаешь.

– Точно. – Карлик снял и отшвырнул бесполезный уже противогаз. – Такой вот мы народ, недомерки. А ты… О, Томский! Что с ногой-то?

– Пропороло осколком фюзеляжа нашего расчудесного автожира.

– Недалеко же мы улетели. – Носов опустился на колени и принялся осматривать рану на ноге друга. – Я всегда говорил: не летай, не летай. Человек ходить должен. Что ж… Кость, судя по всему, не задета, но перевязать надо. Я аптечку в автожире видел. Где-то здесь должна валяться. Потерпи маленько. Я сейчас.

– Аптечка аптечкой, но ты и контейнер с сывороткой отыщи, пока не стемнело.

– А то я без тебя бы не догадался! Молчи уж, горе ты мое луковое…

Вездеход скрылся в кустах, а Толик, чтобы не быть совсем уж бесполезным, принялся искать вблизи от места крушения все, что могло пригодиться.

Правда, из-за больной ноги круг его поисков был очень сужен.