Изменить размер шрифта - +
Но руку инвалиду подаст каждый.

Вот только жаль заряда батарей. Мне ведь еще ехать надо.

— Петька, ты это всерьез? А вдруг наши погонят из страны все иностранные фонды? Могут ведь и посольские отношения разорвать. Что тогда будет? Война начнется? Ты чего, Третью мировую затеять собрался?

— А почему ты говоришь о Третьей мировой? — Я еще раз обвел фонариком коридор и двинулся в сторону поста. Барков нехотя поплелся следом. Парню очень не хотелось притрагиваться к телу парализованного Криса, но еще больше он стеснялся опозориться передо мной. Мне вдруг пришло в голову, что я не имею права больше думать только о себе. Я подговорил его на акцию и теперь, как командир, отвечал за подчиненного… — С чего ты взял, Барков, что начнется всеобщая бойня?

— Так арабы, и вообще… — неуверенно протянул он. — Многим только повод дай, начнут линчевать американцев по всему миру. Тихо, слышишь?! Стреляли, вроде…

Мне тоже послышалось несколько приглушенных щелчков, но я никогда не участвовал в военных стрельбах. Только не хватало, чтобы паника Баркова начала передаваться мне!

— Но войны-то не будет, — успокоил я. Луч фонарика уперся в белое лицо Криса. Глаза бывшего морского пехотинца закатились, над впалыми щеками жутко поблескивали синие белки. — Кто попрет против ядерного оружия? Ты за Америку не беспокойся, лучше сними с него браслет и расстегни ремень. — Я не беспокоюсь… — Барков встал на колени и вдруг сделал удивительную вещь. Перекрестился. Я ему не мешал и не подсмеивался. Если у парня сдадут нервы, весь мой план провалится, мы останемся запертыми до подхода свежих сил «противника».

Наконец, замок на решетке щелкнул, и осталось единственное препятствие. Последний непростой маневр — спуск по лестнице, и наружная, двойная дверь. Я уже продумал вариант на случай, если она окажется запертой. Последнюю неделю я тщательно, насколько позволяло присутствие камер слежения, изучил оба выхода и пришел к выводу, что парадный защищен хуже. Пара-тройка хороших ударов углом металлической кухонной вешалки, на которой обычно сохли поварешки и кастрюли… — Барков, кого ты называешь нашими? — Нашими? — удивился мой подельщик. — Ну, я под тебя подлаживаюсь. Ты здесь недавно, для тебя русские — пока что наши. А поживешь подольше, так американцы своими станут. И вообще! — обиделся он. — Чего ты к словам цепляешься?

— Барков, ты ведь не подлаживался, не ври. — Я чувствовал, что первый шок у него проходит, и стремился закрепить моральную победу. Если он снова начнет колебаться в самый ответственный момент, мы погибли. Я понимал, что слишком многого добиваюсь от больного человека, но тупое зомбирование меня тоже не устраивало.

— Ну, не подлаживался… — насупился он. — И что тут такого? Все равно мне наплевать.

— А если наплевать, то чего бояться? Один я не смогу добраться до ближайшего консульства. Мы же договаривались, что пойдем вместе. Кроме того, перед консульством мы должны заскочить на почту и слить информацию хотя бы в парочку крупных газет.

Барков колебался.

— Так на фига в газеты, если можно через Интернет? И с консульством тоже…

— Барков, в Крепости нет напряжения. И не будет, как минимум, до завтра. Я даже не успел подзарядить свои батареи.

— А надолго тебе хватит? — почти в деловитом тоне осведомился он.

— Часа на полтора. Так ты идешь со мной?

— Ну… иду. А ты уверен, что там все… Ну, ты понял.

— Да, все отключились, Кроме больных в палатах и охраны внешнего периметра. Так что, если мы проторчим тут еще час, они вызовут аварийную бригаду, и мы не вырвемся.

Быстрый переход