Сам Владислав уверен, что не кончился, потому что не подсел на героин, коку и прочие «тяжести». Он пробовал, но не подсел.

Ты понял, что я хочу сказать, Питер? Баркову завидовали все его дружки и подружки, те, кто не скончался…

Вечно такое «везение» продолжаться не могло. Суматошная жизнь Баркова, качанье между явью и бредом, резко поменялась, когда ему исполнилось шестнадцать. Полиция провела крупную облаву, кто-то опознал украденные вещи, их нашли в квартире, где в беспамятстве лежали вповалку человек восемь. Баркова забрали вместе с остальными, но Уголовной статьи он не получил. Он попал на принудительное лечение.

И тут начались странности.

Соседей Владислава на второй день скрутила ломка, а он спокойно почитывал журналы, помогал сестрам и вообще вел себя так, будто угодил в больницу на практику. Именно тогда его обследовали и обнаружили искалеченную печень, лишний сахар в крови и следы суицида. Владислав уже успел порезать вены, за компанию со своей первой девушкой Но тогда это было несерьезно, подружка девицы опомнилась и перевязала обоих.

Врачи собрали вокруг Влада настоящий консилиум. Его принялись лечить от всего подряд, в том числе от эпилепсии. И надо сказать, изрядно преуспели, потому что, в отличие от погибающих дружков, организм твоего соседа, Питер, не успел окончательно развалиться.

— Какие препараты ты употреблял? — спросили Баркова.

Он честно перечислил. Для шестнадцатилетнего парня список был солидный. Врачи переглянулись.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Да.

— А раньше? У тебя была ломка? Барков задумался.

У него не было ломки. Вообще. Два года он употреблял препараты, но в больнице не почувствовал малейшего дискомфорта. Других ребят зомбировали психологи, их привязывали к койкам, заливали им в вены тонны витаминов, а Барков вел себя как нанятый медбрат. Участвовал в лечебном процессе.

— Ты принимал наркотики без перерыва? — настаивали врачи.

— С перерывами. — Барков припомнил несколько случаев, когда заканчивались деньги. Иногда он обходился без дозы по месяцу и более. Приятели и подружки из его банды корчились на полу, выли и готовы были броситься из окна, а он мог их только пожалеть. Он был прекрасно подкован в вопросах приобретения и применения, он не понаслышке знал, как настигает смерть его сверстников, но никогда не мучился от недостатка дозы.

— И что ты чувствовал, когда кончался наркотик?

— Плохо было… — промямлил Барков. Он не понимал, чего от него добиваются. Утром приходил следователь и допрашивал поочередно всю палату. Полиции необходимо было выяснить, кто активно участвовал в кражах, а кто оказался в притоне случайно. Барков решил сказать неправду. Он боялся, что если признается в лояльном отношении к «экстази», амфетаминам и «винту», его непременно упекут в тюрьму.

Через неделю Владислава изучали еще более серьезным конклавом. Приехали знатные медики из других больниц. Когда обалдевший от подобного внимания Владислав уяснил, что за решетку его не отправят, мало того, никто его на улицу не выгонит, а напротив, оставят для дальнейшего изучения, он успокоился и разговорился.

— Ты пробовал героин?

— Ммм… Три раза.

— То есть ты укололся один раз, и тебя потянуло повторить? — Видимо, приезжая докторша всех людей делила на своих коллег и дебильных пациентов.

— Нет, — широко улыбнулся Барков. — Я ширнулся, мне показалось не в кайф. Потом попал на кента, который первую дозу дарил на халяву.