— Влад, мне рассказали друзья, что ты записывал диски на родине? — спросила как-то раз Катарина. Барков в тот момент отходил после жуткой депрессии и походил, как он сам придумал, на размазанную коровью лепешку. Он ничем не мог и не хотел заниматься.

— Хочешь, я спишусь с друзьями, и ты попробуешь опять писать песни? — прямо предложила Сью. — У меня есть знакомые в России, в структуpax, близких к шоу-бизнесу…

— Такие тексты никто не будет петь! — отшил ее угрюмый Барков. — Я не пишу о цветочках и бантиках, вы же знаете. А ваши структуры не будут общаться с пацанами из провинциальных рок-клубов.

— Как знать! — загадочно откликнулась доктор Сью. — Возможно, они как раз рок и продюсируют. Так ты согласен попробовать?

Владислав попробовал, ни капли не надеясь на успех. С его слов, он послал на указанный адрес самые отвратительные стихи, которые сумел срифмовать. Четыре стиха, которые можно было положить на музыку. Две песни вернулись назад, а две были приняты, и никому не известный продюсерский центр предложил Баркову договор. По договору, он должен был писать тексты для двух, недавно созданных, команд.

Барков был потрясен не самими договорами и не суммами: денег предложили крайне мало. Он полагал, что за время его жизни в Америке пьяные рокеры России вышли из подполья, облагородились, и жесткий панк никому не нужен. Он когда-то мечтал делать качественный гранж, но так и не поднялся выше уровня банального отрицания. Это его слова, Питер, я бы так не смогла сформулировать. Кроме того, Барков стал взрослым и собственные юношеские опусы сам обзывал блевотиной.

— Отпустите меня домой, — сказал он. — Меня заколебало сочинять оды для малолетних висельников. Вы пичкаете меня пилюлями, чтобы я не кинулся в окно. Лучше я уеду в Россию и сам подыщу панк-команду. Ничего другого делать я не умею, а в Штатах я на хрен никому не нужен! Тогда к нему заявилась делегация во главе с Пэном Сикорски.

— Мистер Барков! — холодно сказал Пэн. — Вы имеете американское гражданство, о котором мечтает половина человечества. Вы можете покинуть клинику, но с таким запущенным нервным заболеванием, один, долго не проживете. Либо покончите с собой, чего мы допустить не вправе, либо, что еще хуже, навсегда очутитесь в закрытом лечебном заведении. Мы общались с вашей бывшей супругой и имеем данные на вас от полиции Нью-Джерси. Есть основания полагать, что в определенные моменты вы представляете опасность для окружающих.

У нас вам предоставлена достаточная свобода. В периоды ремиссий вы, в сопровождении, можете ездить на экскурсии, делать покупки и даже посещать оздоровительные курорты. Напомню вам еще кое-что. Как человек безответственный, вы забываете, что помимо назначенного государством пособия вы заключили трехгодичный контракт и, разорвав его, будете привлечены к суду. Я обещаю вам такую неустойку, что не расплатитесь до конца жизни. Потому что, формально, вы не признаны психически невменяемым и заключили сделку. Мы потратили на ваше лечение значительные суммы. Чтобы избежать неустойки, вам придется нанять адвокатов, собрать комиссию и доказать, что вы безумны. Я не запугиваю вас, только хочу, чтобы вы раз в жизни проявили сознательность и не загнали себя в тюрьму.

Допустим, вы вернулись в Россию. Жить негде, семьи нет, пособия по безработице вам хватит на три дня. Без связей ваши стихи никому не нужны. Вместо качественной медицинской помощи вы получите прозябание в психиатрической лечебнице.