Взмахнув крыльями, он пересек комнату и приземлился среди груды драгоценных камней и металлов.

— Если ты помнишь, — протянул Тэган, — мы с тобой никогда не были работниками леди Кары.

— Это неважно, — улыбнулась она. — Вы оба, берите все, что хотите.

После раздела сокровищ были лучший стол, какой только могла предложить кухня, прекраснейшие вина и тосты Павлу, Шатулио, Горстагу, Игану, Мадислаку, Дригору и всем, кто пожертвовал жизнью, чтобы покончить с бешенством. Компания обменивалась воспоминаниями о погибших товарищах, и, после недолгих уговоров, Кара в первый раз спела балладу, описывавшую путь в Северную Крепость. Все нашли ее песню великолепной, хотя для ее уха она была всего лишь сырой и неотшлифованной.

Наконец, один за другим, все разбрелись по кроватям. Пока в комнате не осталось никого, кроме нее и Дорна.

Он вздохнул:

— Все уходят.

— Как и следовало ожидать, — ответила она, взяв его руку. — Все мы слегка под мухой.

— Я не это сейчас имею ввиду. В ближайшие дни. Я виню их. У них у всех есть дела, а я не могу сопровождать их.

— Ты считаешь, — спросила она, — что они навсегда оставят тебя? Что нты икогда снова их не увидишь?

Нахмурившись, он продолжил, словно не расслышав ее слов.

— Ты тоже должна идти. Павел был лучшим из нас. Тебе следовало быть с ним, а не с уродом вроде меня, и сейчас, когда я снова искалечен, наши отношения нелепы. Ты…

Она ударила его по человеческой щеке:

— Еще раз такое услышу, — сказала она, — и снова получишь. Во-первых, я не более намерена отказаться от тебя из-за искалеченного тела, чем ты был готов из-за моего помутившегося разума. Во-вторых, неужели ты и впрямь воображаешь, что Нексус, Огненные Пальцы, Сурини и другие собираются тебя оставить в таком состоянии? Я не знаю, смогут ли они снова сделать тебе железные конечности, но они что-нибудь придумают. Ты один из героев, который спас драконов, а быть может, целый мир, и много хороших людей любят тебя. Перестань хандрить, открой глаза и посмотри на действительность!

Его губы искривились в улыбке:

— Иногда у меня все еще мрачный взгляд на вещи.

— Тогда мне нужно будет тебя от этого отучить.

* * *

Бримстоун летел в завывавшей темноте. Ничего не было видно, но он ощущал невидимые вихри, проносящиеся и кружившиеся внизу. Грозящие затянуть.

Хотя его мысли были сбивчивы, он чувствовал, что погибнуть в вихре будет естественным, возможно, даже неизбежным концом. И в то же время, он страшился этого, и поэтому сопротивлялся. Не частыми взмахами крыльев, поскольку все его тело стало таким же рассеянным и абстрактным, как и разум. Только силой воли.

Невозможно было сказать, как долго он боролся, но вот появилась светлая точка. Он устремился к ней, постепенно приближаясь, или, возможно, притягивая ее к себе. Точка превратилась в бледный мерцавший прямоугольник с искрившимся кругом посередине, после чего белое свечение охватило его, смывая тьму.

Он понял, что снова обладал телесной оболочкой из дыма и горячей золы. Белизна мучительно сковывала его, словно клетка палача, и он исследовал ее в поисках выхода. Он не мог найти двери как таковой, но была траектория, направление, по которому он полетел.

Он вылетел на ледяной воздух. В долину, окруженную темными горами под усыпанным звездами черным небом. Его мысли приобрели ясность, и он вспомнил, что именно здесь Саммастер уничтожил его.

Но не полностью. Вглядевшись вниз, он заметил единственное звено своего ожерелья на земле. Каким-то образом, единственный кусочек пережил заклинание уничтожения лича и послужил якорем, пока Бримстоун находился между нежизнью и забвением.