— Я сказал ей «прощай навсегда».
— С какой это стати?
— Она вбила себе в голову, что из меня выйдет хороший консорт. А… Барнвельт выразительно чиркнул ребром ладони по горлу.
— Да, такой момент я как-то упустил из виду. Это следовало бы как-то устроить.
— Это уже устроено! Но этого-то мне совсем не надо!
— Нет-нет, погоди. Я хочу сказать, что если ты с толком возьмешься за дело, то свергнешь к бесу весь матриархат и навсегда покончишь с этим обычаем. Такая форма государственного устройства, как у них в Квирибе, не должна отличаться стабильностью.
— Ты имеешь в виду, потому что мужчины сильнее женщин, как у нас?
— Не совсем, хотя и это не стоит сбрасывать со счетов. Кхе-гм. Я имел в виду, что рассматриваемое общество с женской доминацией не развилось естественным путем. Изменения в культурной модели произошли скачкообразно, в результате ряда неких исторических инцидентов. Базовые же представления людей остались теми же, что и в окружающих кришнянских государствах, где такая модель предусматривает приблизительное равенство полов.
— Ясно. Хоть неприметной в лютне трещинка была, на нет она всю музыку свела.
— Вот именно. Вот в той же Ньямадзю, насколько я понимаю…
— А разве не могли эти, как их — базовые культурные модели перемениться с тех пор, как королева Деджаная ввела матриархат?
— Нет. На это потребовались бы столетия. Понимаешь, большинство людей получает основные культурные представления еще до достижения школьного возраста и, как правило, потом их не меняет. Именно поэтому на Земле еще кое-где прослеживаются остатки расовых предубеждений и дискриминации, несмотря на все законодательные меры и пропаганду последних веков. И, скорее всего, подобный подход к рассмотрению динамики культурных моделей можно в равной мере проецировать и на Кришну. Так что если ты испытываешь желание разрушить означенную модель базилофагной гинеократии, пока та не успела окрепнуть…
— Модель чего? — опешил Барнвельт.
— Пардон, старина, я и забыл, что тут не собрание антропологической ассоциации. Так вот, подобная модель монархопожирательного бабского правления, как мне следовало сразу выразиться, вполне может быть разрушена одним-единственным решительным человеком, к чему у тебя все данные: доступ к вершинам власти, геройская репутация…
Барнвельт помотал головой:
— По натуре я довольно тихий малый и не испытываю желания свет летучий пролить на престолы, чтоб черное стало черней.
— Да ладно тебе, Дирк! Ты у нас любишь быть первым. Я за тобой давно наблюдаю.
— По крайней мере, я не собираюсь совать голову в петлю, пока королева Альванди не рассталась с привычкой травить своих подданных духами — как их там, «Разнузданная похоть»? — чтобы держать под каблуком. А потом, остаются мои обязательства перед фирмой.
— Точно — я и забыл про «Игорь Штайн Лимитед». Слушай, а почему бы шейле не сменить работу? Тогда тебе не придется становиться консортом.
— Честно говоря, она уже это пообещала. Она даже готова лететь со мной на Землю.
— Господи, да что ж тебе еще надо? — переполошился Тангалоа. — С этакой-то цыпочкой! Да я бы на твоем месте…
— Она же кришнянка, дурень!
— Ну и что? Отношения-то все равно возможны… или во «Второзаконии» что-нибудь против этого сказано?
— Да не в том дело. Мы несовместимы. Понял, в каком смысле?
— Тем лучше! Можно не волноваться насчет…
— Но я так не хочу!
— В смысле, ты хочешь, чтоб вокруг бегала куча маленьких Дирков? Как будто одного мало?
— Ох! — простонал Барнвельт. |