Он притянул лодку к лестнице набережной, но прошло не менее пяти минут, прежде чем Люк мог последовать за ним. Колени его подгибались, и он не смог бы выбраться из лодки без помощи своего спутника.

— Сядьте на ступени и отдохните, — приказал Ганнер и добавил через некоторое время: — А теперь попробуйте встать!

Люка вывел из забытья твердый голос Ганнера.

— На мой взгляд, по мосту проходит слишком много людей. Нужно уходить, пока совсем не рассвело.

Он помог полубесчувственному Люку подняться по лестнице. Никто из ранних прохожих не обращал на них внимания. Ганнер подозвал такси, втиснул туда Люка и сказал шоферу:

— Мой друг немного хватил через край. На Леннокс-стрит.

На Леннокс-стрит находился дом, где Ганнер уже несколько лет снимал квартиру. Он очень редко бывал там, и полиция не догадывалась об этом пристанище. Здесь он отсиживался в серьезных случаях.

Он уложил Люка на диван.

— Они дали вам приличную дозу, — сказал он. — Я сейчас приготовлю кофе.

— Кофе… бррр… — содрогнулся Люк.

— Вот как! Что ж, именно благодаря кофе вы остались в живых.

Он опустил жалюзи, зажег свет и отправился на кухню. Кофе он готовил со сноровкой человека, который привык находиться сегодня в Мюнхене, а завтра в Мадриде. Войдя в комнату, он застал Люка в том же положении.

— Несколько таблеток аспирина приведут вас в порядок.

Люк покорно проглотил аспирин и только теперь всмотрелся в лицо своего благодетеля.

— Вы не Ганнер Хэйнс?

— Пожалуй, да, — улыбнулся Ганнер.

— А где Коннор?

Опять загадочная улыбка.

— В тюрьме, надеюсь. Ну, мистер Мэдиссон, вы немного пришли в себя и мы сможем поговорить…

Люк быстро взглянул на него.

— Вы меня… помните?

Тот кивнул…

— Прежде всего я должен знать, правда ли то, что рассказывал Коннор. Вы были при ограблении Тоффани?

— Я управлял автомобилем. Сначала я не имел никакого понятия о том, чего от меня хотят, но потом уже было поздно.

— Значит, вы были тем бородатым мужчиной… — задумчиво произнес Ганнер. — Это поразительно, чтобы не сказать больше. Я не требую от вас объяснений, но…

— Я вам все объясню, как только пройдет эта проклятая головная боль, — простонал Люк.

Было уже два часа пополудни, когда Люк очнулся от своего беспокойного сна. Голова все еще болела, во рту чувствовалась горечь, будто от хинина, но вымывшись холодной водой, он пришел в себя. За чашкой чая он рассказал всю свою историю, ничего не скрывая.

Ганнер слушал, не перебивая.

— И это же вы рассказали Коннору?

— Да. Только я не упоминал ничего о жене. Почему вы спросили об этом?

— Сам не знаю… Коннор порядочный мерзавец. Единственное спасение для вас, если его упрячут в тюрьму. Если же полиция во время облавы у него ничего не нашла — а я, дурак, заблаговременно предупредил его, — Коннор может причинить вам большие неприятности.

Он закурил сигаретку и задумался.

— Почему вас возненавидела жена? Вы постарались обойти молчанием этот вопрос.

— Мне кажется, это не так трудно понять, — ответил Люк. — Она считала меня виновным в смерти ее брата. Он застрелился.

— Да, но почему она могла так подумать? Предположим, что Данти Морелль может производить невероятно подкупающее впечатление, но в таком случае слов мало. — Он выпустил дым через ноздри. — Разве молодой человек не оставил предсмертной записки?

— Об этом я ничего не знаю, — ответил Люк.