— Ага, — в третий раз повторил отец Евлампий, не зная, что сказать. Ему снова пришло в голову, что служить духовным наставником для княжны Вязмитиновой — дело нелегкое. Тут он вспомнил, что смирение и самоуничижение суть христианские добродетели, и, преодолев смущение, спросил: — Ну, и что ж он пишет-то, твой Платон?

— Разное пишет, — уклончиво ответила княжна. — И умное пишет, и вздор. Перед вашим приходом, батюшка, я как раз читала, откуда мужчины и женщины произошли и отчего они друг без друга жить не могут.

— От Адама с Евой они произошли, — буркнул отец Евлампий. — А жить друг без друга не могут оттого, что так им Господь повелел. Ибо сказано: плодитесь и размножайтесь... Или твой Платон по-другому считает?

— По-другому, — сказала княжна. Она открыла книгу, сосредоточенно нахмурила тонкие брови, пошевелила губами и с легкой запинкой прочла, без усилий переводя с древнегреческого: — «Тогда у каждого человека тело было округлое, спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, сколько рук, и у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у этих двух лиц, глядевших в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две пары, срамных частей две, а прочее можно представить себе по всему, что уже сказано... А было этих полов три, и таковы они были потому, что мужской искони происходит от Солнца, женский — от Земли, а совмещавший оба этих — от Луны, поскольку и Луна совмещает оба начала...»

— Тьфу ты, пакость какая! — не сдержавшись, воскликнул отец Евлампий и осенил себя крестным знамением. — Язычество богопротивное! И как ты, матушка, такое читаешь?

Княжна рассмеялась, блестя жемчужными зубками, и при виде ее улыбки гнев отца Евлампия, как обычно, быстро пошел на убыль, а после и вовсе улетучился.

— Простите, батюшка, — сказала княжна. — Это мне пошутить захотелось. Я же говорю, вздора здесь хватает, однако же и разумные вещи встречаются, поверьте.

— Да уж верю, — проворчал отец Евлампий. — Кабы не так, зачем бы архиерею у себя в кабинете на полке такую же книгу держать? Я, матушка, сам видел. С тех пор мне и любопытно: что же в ней такое прописано, что сам архиерей читать не брезгует?

Княжна отложила книгу и задумчиво покусала нижнюю губу.

— Ну, к примеру, Платон много говорит о бессмертии души, — сказала она, — и путем длинных логических рассуждений доказывает, что ежели душа существует, то она непременно должна быть вечной и бессмертной. В противном случае, говорит он, дурному человеку было бы не о чем беспокоиться, ибо его грехи умирали бы вместе с ним. Но раз душа бессмертна, то грешника ждет после смерти тела наказание, а праведника — награждение...

— Так ведь это же в точности то, что в Священном Писании говорится! — воскликнул батюшка.

— Верно, — сказала княжна. — А что до ереси и язычества, так не судите строго, батюшка, ведь это еще до Христа написано. А давно ли вы у архиерея были?

Батюшка мысленно крякнул и рассердился — почему-то на Платона, хотя сердиться ему следовало скорее на собственный длинный язык. Недавняя беседа с архиереем показалась отцу Евлампию какой-то странной, да и то, о чем они беседовали, огласке не подлежало. Впрочем, батюшка более или менее успокоился, припомнив, с кем имеет дело: княжна не любила пустой болтовни, редко появлялась в свете и умела держать слово.

— А верно ли говорят, княжна, — произнес он, не слишком умело сворачивая разговор в сторону, — что Платон этот ваш не сам свои сочинения писал, а украл их у кого-то?

На сей раз Мария Андреевна не только закусила губу, но и схватилась за кончик носа.