Это давало силы. Позволяло выстоять. Открывало новорожденным маргиналам реальный путь к развитию и будущему могуществу. Давало право не сокрушенно, но гордо противопоставить себя большинству и прибегать в борьбе с ним к любым, даже самым бесчестным средствам — понятие чести или справедливости для избранного народа лишь звук пустой, ибо перед собой он всегда честен, а остальные не в счет. По примеру Давида: вместо заявленного честного единоборства без предупреждения засветить булдыганом с безопасной дистанции — и вот вам искомая победа, вот вам повод для гордости на тысячи лет. Программа СОИ ветхозаветных времен.
Увы, нацисты — тоже полагали арийцев избранным народом. И большевики явно ощущали себя им. Так что эта идея передавалась в Европе из поколения в поколение не только как переходящее знамя, но и как… м-м… что-то вроде семейного сифилиса.
Очень показательно, что в нехристианских регионах мира не было религиозных войн — войн за истину внутри одной религии. И социальный прогресс не знал ни скачков, ни взрывов, всегда обусловленных тем, что вдруг откуда ни возьмись вылупляется осененное новой идеей меньшинство (лютеране, кальвинисты, энциклопедисты, якобинцы, технократы, ленинцы — несть им числа) и начинает все кроить под себя. И наука, поначалу потешная возня презираемых чудаков со склянками, а потом вдруг гипнотически могущественная каста грозных проливателей огня и серы на любые Хиросимы, не стала на Востоке самостоятельной силой, определяющей облик грядущего. И не было жутких попыток построить тотальное светлое будущее на строго научных, абсолютно рациональных основах, порывающих с вековым мракобесием. То на классовых основах, то на расовых, то на рыночных. И еще много чего не было. Думается, Европа смогла то, чего не смогли иные цивилизации (впрочем, у них были свои достижения, и как оценивать уникальный вклад Европы в мировую копилку — вопрос отдельный) в значительной степени всего-то лишь потому, что у всех ее слабых и гонимых, и у всех, кто ощущал себя таковыми, всегда была на вооружении исполненная трагизма, пафоса и неукротимой внутренней силы роль избранного народа.
Америку тоже создавал избранный народ. Именно избранными чувствовали себя гонимые пуритане, гугеноты и прочие неугодные старой Европе группы. С течением времени ситуация в Новом Свете нормализовалась, всем сестрам было роздано по серьгам, и немногочисленный избранный народ туда приехавших стал просто великим народом там живущих.
И вдруг с девяностых годов прошлого века и по сей день — как с цепи сорвались: избранный народ! Сверкающий город на холме! Бог уполномочил нас!
Вспомнили. И ведь легло на хорошо унавоженную почву — историческая память не слишком-то слабеет за пять-семь поколений. Тем более, что совсем-то уж дух избранничества у них и не выветривался никогда.
Величайшая держава мира, после распада СССР и вовсе оставшаяся не то что вне конкуренции, но даже вне досягаемости, с самой сильной армией, самой сильной наукой, самой сильной экономикой вдруг старательно натянула личину гонимого, находящегося во вражеском окружении богоспасаемого меньшинства.
Конечно, это управление историей, причем механизм — на поверхности; на американском примере просто-таки школяров натаскивать, как рулить упрощенным историческим каноном. Конечно, такое управление заточено под одну-единственную задачу: достижение мирового господства. Конечно, эта задача абсолютно иллюзорна, неадекватна, противоречит всем объективным историческим процессам в мире.
И посмотрите, сколько дров наломал избранный народ за несколько лет. Ни единой сопоставимой силы на планете не было, чтобы сопротивляться этой мощи. Просто неадекватная задача и безответственное управление историей. И вот уже все друзья и почти все сателлиты от них отшатываются, и экономика трещит, и планета ускользает из-под ног… И как теперь избранные выпутываться будут, совершенно непонятно. |