Дома Дейл закрылась в спальне и стала рыдать, жалея о своей утраченной девственности, и о том, что самым первым ее любовником оказался такой идиот, но затем рыдания сами собой превратились в смех, когда она поняла, что у него хватило ума хвастаться перед своими товарищами по команде ее «перманентом» — так значит, этот идиот на самом деле решил, что она специально для него подкрашивалась в парикмахерской!
После подобного случая Дейл стала с большой осторожностью относиться к акту раздевания, предшествующему непосредственно занятиям любовью, возможности для которых в ее родном городе были резко ограничены, если не принимать во внимание остальных игроков футбольной команды их школы. И ничего подобного не случалось с ней до тех пор, пока она не поступила в Калифорнийский университет в Санта-Круз. Дейл было тогда уже восемнадцать, и она всерьез думала над тем, чтобы получить где-нибудь лет через семь диплом юриста, когда на ее жизненном пути встретился еще один парень, («Вообще-то ему был тридцать один год, и он преподавал химию»), который наконец сумел дать правильное обоснование подобной несопоставимости окраски волос в разных местах. Как обычно, (к тому времени сексуальный опыт Дейл включал в себя ее одного знакомого) она оставалась полностью одетой до тех пор, пока в маленькой квартирке, где и жил ее преподаватель, разом не был выключен весь свет, и — после того как они один раз уже отзанимались любовью — она лежала, натянув на себя простынь до самого подбородка, когда вдруг он включил бра над кроватью и начал шарить в ящике стола в поисках пачки сигарет. Крепко вцепившись в край простыни, как будто это был ее спасательный плотик в кишащем акулами океане, она с беспокойством ждала, когда же наконец свет снова будет выключен. Но вместо этого он лишь неторопливо попыхивал сигаретой, и провел свободной рукой по всему ее телу (все еще надежно накрытому простыней), а затем запустил ее под простыню и начал гладить ее живот и грудь, провел рукой по ребрам, а потом наконец добрался до скрытого треугольника жестких золотистых волос между ног, все еще влажному от ее собственных соков и его стекающей спермы; он поглаживал ее там до тех пор, пока в ответ она снова слегка не раздвинула ноги, а он все гладил и гладил ее, не вынимая руки из-под простыни, пока Дейл под ней уже вся не затрепетала от переполнявшего ее возбуждения, а потом он вдруг резко дернул за край простыни, стягивая ее в сторону, с ее тела, с ее заветного золотистого островка, и он уже было склонился к нему, а затем быстро отпрянул назад, выговорив изумленно только одно слово: «Невероятно».
Он начал самым внимательным образом изучать ее лоно, равно как и окружавшую его золотистую поросль, как это может делать только такой одержимый ученый, как он, трогая и разглядывая, бормоча себе что-то под нос, и в конце концов он выдал целую с научной точки зрения обоснованную лекцию о том, что пигментация волос человека во многом определяется его или ее генами, или точнее сказать, количеством содержания «меланина» в клетках волос. Если меланина много, то несомненно, у того человека будут черные волосы и «скорее всего темно-карие глаза», — изрек ее ученый муж, — «это обычное соответствие». Если же содержание это не столь значительно, то в результате мы получаем темно — или светло-русые волосы, и так далее, пока минимальное содержание меланина не станет причиной появления светлых волос. «Но волосы с рыжим оттенком, — проговорил он, — ага, рыжие волосы!»
Причиной появления рыжих волос, как это принято считать, является совсем другой ген, который мог быть полностью подавлен более сильным геном меланина, окрашивающего волосы человека в черный или русый цвет. Но все же, если, в наличии имеется такой «ген рыжих волос», а содержание меланина при этом очень незначительно, то цвет волос будет наверняка рыжим. |