— Мистер Миллер, у вас есть какие-нибудь соображения на тот счет, почему ваша дочь решила вновь начать петь именно сейчас?

— Понятия не имею. Хотя может быть она была уверена, что деньги все равно достанутся ей, и что в любом случае все же не мешает попытаться.

— Она в тот вечер говорила что-нибудь о деньгах? Вообще, хоть слово было сказано о трасте?

— Нет, сэр, о деньгах мы не говорили. Речь шла лишь об этой треклятой затее с «Зимним садом». Я ее предупреждал, я ведь говорил, что не надо этого делать, я говорил, что все это все равно завершится провалом. И ведь так и оно и вышло, разве нет? Вы читали, что та сука понаписала о ней в газете?

— Но Викки все равно не послушалась вас, не так ли?

— Верно, не послушалась.

— Мистер Миллер, а вы угрожали свой дочери лишением наследства?

— Да.

— Тогда выходит, что вы все же обсуждали с ней в тот вечер вопрос о деньгах.

— Если в этом смысле, то да.

— В том смысле, что вы возьмете, да и измените каким-либо образом условия…

— Ну, в общем-то, да, но мне кажется, что Викки знала, что это блеф чистой воды.

— Но речь о трасте все же велась.

— Ну, да, мельком.

— Ведь раньше вы сказали…

— Да, я и сам знаю, что я говорил, и я снова скажу то же самое. Мы не обсуждали собственно траст, мы не обсуждали частности по нему, или деньги, заложенные там, мы вообще не вели разговора о деньгах. За исключением того, что я пообещал лишить ее наследства, если она все же выйдет на сцену в «Зимнем саду».

— И она знала при этом, что в виду имеется траст.

— Предположительно, да. И также она знала, что я блефую.

— Каким образом?

— Скорее всего ей было известно, что траст этот был безотзывным, и что при всем желании я все равно не смог бы в нем ничего изменить.

— Вы сами сказали ей об этом?

— Нет, я никогда ничего не рассказывал ей о трасте, за исключением того, что ей было необходимо знать.

— И что же там касалось непосредственно ее?

— Что все это перейдет к ней, как только ей исполнится тридцать пять.

— Вы когда-нибудь упоминали при Викки о сумме траста?

— Не-а.

— А говорили ли вы ей о том, что Элисон была названа в качестве альтернативного бенефициара?

— Никогда.

— А ваш адвокат никогда не вел с Викки разговоров о трасте?

— Не-а. А ему-то это зачем?

— Тогда по вашим словам выходит, что ваша дочь знала только то, что когда ей исполнится тридцать пять лет, то срок по трастовому соглашению выйдет, и все достанется ей.

— Да, это все, что она знала об этом деле.

— Мистер Миллер, перед началом нашей беседы, если вы припоминаете, я подробно рассказал вам о ваших правах, и также обратил ваше внимание на то, что вы сами в любой момент можете прекратить нашу беседу, и что вам достаточно лишь сказать мне об этом. Вы это помните.

— Да, помню.

— Теперь мне бы хотелось задать вам несколько очень специфических вопросов о том, где вы были той ночью, а точнее, между тремя часами в ночь на понедельник, тринадцатое января и девятью часами утра того же дня. Если у вас имеются возражения, то пожалуйста, дайте мне об этом знать, и мы тут же прекратим эту беседу.

— Это когда была убита моя дочь, не так ли?

— Да, сэр, она была убита именно в это время.

— Я не буду возражать против каких бы то ни было ваших вопросов.