— А что с ним случилось?

— Он умер. Его смерть по времени совпала с гибелью моего брака. Я думаю, что он словно являет собой как бы воплощение самой сути развода.

Дейл замолчала в нерешительности, и выглядело это так, как будто в душе ей пришлось взвешивать все «за» и «против», решая, а хочется ли ей или нет переводить разговор на этот более интимный уровень. Наши взгляды встретились.

— Для тебя это было очень болезненно? — спросила она.

— Знаешь, кто-то однажды мне сказал, что развод является по сути своей некой разновидностью убийства. Я думаю, что это на самом деле так, — я покачал головой. — Иногда я чувствую, что, разведясь с женой, я оказал тем самым своей дочери очень плохую услугу. Возможно было бы проще не разрушать брак, сохранив при этом семью любой ценой.

— Нет, — Дейл была не согласна со мной.

— Но ведь другие-то люди каким-то образом все-таки договариваются.

— В этом деле оказался замешан еще кто-то?

— Да.

— А с чьей стороны? Со стороны твоей жены или с твоей?

— С моей.

— И что было дальше?

— Она тоже теперь развелась.

— А ты хоть видишься с ней?

— Нет. Она живет в Тампе.

— Это не так уж и далеко.

— Я не думаю, что что-то сейчас было бы иначе, даже если ее дом был всего в двух шагах от моего.

Какое-то время мы оба молчали. Мне показалось, что она снова взвешивает все «за» и «против», раздумывая, а не стоит ли снова перевести разговор на более безопасную почву. Наконец она вновь обратилась ко мне с вопросом:

— Ты считаешь, что так или иначе твой брак все равно бы распался?

— Если, женившись или выйдя замуж, человек продолжает заглядываться еще на кого-нибудь, то можно быть уверенным, что подобный брак обречен. Да, это так.

— О'кей, — сказала в ответ Дейл, улыбнувшись. — Перекрестный допрос окончен.

Она опустила к себе в чашку ложечку сахара, и казалось, она была целиком поглощена процессом тщательного размешивания этого сахара в кофе. Дейл сидела, склонив голову. Наконец она сказала:

— Когда-то я и сама чуть было не вышла замуж.

— И когда это было?

— Я тогда еще только-только начала практиковать. В Сан-Франциско. Я жила там вместе с одним художником, — она подняла голову, и ее глаза снова встретились с моими. — Он малевал красками разные дебильные картинки, и на всех на них были такие пошлые глазастые зверушки с маленькими высунутыми язычками. Мне они сперва казались просто изумительными. И я ушло от него, как только осознала, что все это было просто-напросто несусветной чушью.

— Когда же?

— Четыре года назад, пятнадцатого мая. В тот день я ушла. А через месяц я перебралась во Флориду.

— И все же ты до сих пор помнишь тот день, а?

— О да, разумеется. Это было самым наиответственнейшим решением из тех, что мне когда-либо приходилось принимать в жизни. Я имею в виду то, что мы прожили вместе целых два года, а ведь это достаточно большой срок. И знаешь, я любила его. Во всяком случае, мне казалось, что я его любила. Пока…

Она поежилась.

— Пока ты не выяснила для себя, что тебе вовсе не нравятся его картины.

— Нет.