Нет уж, лучше действовать по первоначальному плану — двигаться скрытно и стремительно, чтобы не дать противнику возможности и времени выкинуть какой-нибудь фортель.
Данное конторское здание оказалось быстро состарившейся панельной «свечкой» о шестнадцати этажах родом из восьмидесятых годов прошлого века. Оно располагало двумя скрипучими лифтами, один из которых с незавидной периодичностью оказывался в состоянии ремонта, и единственной лестницей с изрядно выкрошенными бетонными ступенями. Практически идеальный вариант для инквизиторов. Заглянув в лифтовой закуток, Шестаков слабым импульсом греминического заклятия заставил двух железных полуинвалидов подъемного труда впасть во временную кататонию. Про себя инквизитор извинился перед людьми, которые могли в этот момент застрять в лифтах и мысленно же пообещал непременно вызволить их, как только заварушка с маткой придет к своему логическому завершению.
Итак, ударная группа Святого Ордена бодреньким аллюром принялась подниматься по ступенькам на пятый этаж. Теперь уж пустотная тварь никуда от них не денется. В этой блаженной уверенности они пребывали ровно до тех самых пор, пока не достигли четвертого этажа. А вот дальше начались проблемы.
Сперва они ощутили импульсы творимой волшбы. Это уже было плохо, так как означало, что они обнаружены, и враг пытается что-то предпринять. Инквизиторы ускорили шаг, с разгону влетев на лестничный пролет, ведущий к промежуточной площадке между четвертым и пятым этажами. Но едва оказавшись на ступенях, влипли, причем в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова.
Двигаться сразу стало неимоверно тяжело, как если бы они пытались идти по горло в болотной жиже, ибо резко уплотнившийся воздух сопротивлялся каждому движению. Дыхание почти остановилось, как и все остальные естественные процессы. Даже мысли шевелились еле-еле, словно пробиваясь сквозь густую патоку и залипая в ней каждую секунду. Любое движение тут вообще не приветствовалось: не для того эта зона создавалась. Казалось, забастовало само время, устав от бешеного ритма жизни. Впрочем, нет, не забастовало: полная неподвижность для этой великой реки абсолютно противоестественна. А значит, время заставили замереть, насильно запихав в клетку этого странного состояния с помощью магической Силы.
— «Стазис!» — еле двигая губами и языком выдавил из себя Шестаков, первым сообразивший, во что они вляпались.
Слова прозвучали медленно, тягуче и тихо, с трудом преодолевая чуждую магию, которая была направлена на то, чтобы утвердить в зоне действия заклятия полную тишину и неподвижность. Естественно, обычные люди и вообще все прочее застыло тут мгновенно, как только начали действовать чары, но обладающие Силой инквизиторы могли еще сопротивляться. Правда, Шестаков чувствовал, что это ненадолго, и если немедленно не предпринять контрмеры, обездвиживающая все и вся магия скоро одолеет их.
Бороться, во что бы то ни стало бороться! Кажется, пришло время выложить на стол первый козырь из тех, которыми снабдил Шестакова командор перед началом операции с маткой. Заключался он в амулете, висевшем на цепочке и прилегавшем непосредственно к груди Сергея Александровича. Старший инквизитор мысленно сосредоточился на нем и «влил» в артефакт немного Силы, пробуждая его.
Эффект не заставил себя ждать. Краткой обжигающей вспышкой ответив на пробуждающий импульс, артефакт начал излучать, и его излучение словно смывало липкие путы магии кромешника, освобождая от них сначала самого командира группы захвата, а затем и его спутников. Дышать и двигаться сразу же стало существенно легче. Не настолько, конечно, как вне зоны действия чар, но, по крайней мере, теперь инквизиторы уже могли проявить вполне приличную боеспособность.
Разумеется, Шестаков понимал, что вспышка от амулета не осталась незамеченной маткой, которая наверняка поняла, что идея обездвижить противника «стазисом» провалилась. |