Конференция была далеко не первой, а вопросы каждый раз задавались одни и те же и примерно в той же последовательности, так что никто не стал удивляться дару предсказания, внезапно прорезавшемуся у Оле.

– Есть ли у полиции новые версии, касающиеся татуировок, которые оставляет убийца?! – выкрикнула остролицая брюнетка с канала TV2.

– Пока нет, – Йенсен развел руками.

– Это какое-то послание или просто игра больного воображения?

– Не могу сказать ничего конкретного.

«Самовлюбленный павлин! – подумала Рикке, глядя на лощеную физиономию комиссара. – Ты вообще никогда не можешь сказать ничего конкретного. Сам не можешь, и другим не даешь!»

Она представила Йенсена в виде распустившего хвост павлина и закусила губу, чтобы не рассмеяться. Сдержать смех не удалось, потому что воображаемый Йенсен-павлин вдруг сменил свое оперение на розовый костюм из латекса, а роскошный хвост опал и превратился в конский хвост, приделанный к анальной пробке.

Рикке не имела ничего против латекса и анальных пробок. Только неделю назад спустила недельную зарплату на умопомрачительное латексное бюстье с подвязками и три пары чулок к нему. Бюстье выглядело обольстительно даже на манекене, а уж когда Рикке натянула его на себя, то поняла, что не ошиблась с выбором. Грудь в нем казалась больше, а стоило чуть наклониться, как зад оголялся так соблазнительно… Это ведь две соврешенно разные вещи – просто голый зад и соблазнительно оголенный зад, огромная пропасть лежит между ними. Просто голый зад может возбуждать похоть, а соблазнительно оголенный вдобавок будоражит воображение, очаровывает, придает наслаждению утонченную пикантность. Кому-то, может, все едино, но эстетика – удел избранных, тех, кто способен понимать прекрасное и наслаждаться им.

Комиссар Йенсен склонялся к версии, согласно которой Татуировщик был иммигрантом, занимавшимся у себя на родине татуажем. Версия опиралась на странный рисунок татуировок, отдаленно напоминавший китайские иероглифы и комиссарскую интуицию. Йенсен умел окружать себя единомышленниками («подобострастными дураками» по классификации Рикке), поэтому его версии считались в столичной полиции основными, практически – единственно верными. Рикке пыталась высказать свое мнение, однажды даже сделала это в присутствии Хеккерупа, но тот отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. Отмахнулся в прямом смысле этого слова – скривился, будто лимон лизнул и пренебрежительно махнул рукой. Чего еще можно ожидать от сына лавочника из Асаа? Человек не в силах постоянно скрывать свою внутреннюю сущность, она то и дело проглядывает сквозь тонкий слой искусственного и наносного. Рикке так и подмывало в ответ показать Хеккерупу язык, но она сдержалась. Не стоит опускаться до уровня сыновей лавочников, да еще чего доброго Хеккеруп решит, что Рикке с ним заигрывает. Интересно, а он в таком случае сможет обвинить ее в харрасменте? Есть ли судебные прецеденты, когда в харрасменте обвиняли женщин? Надо бы уточнить, а то ведь кое-кто может отыграться за подмигивания.

– Господин комиссар, когда же, наконец, жительницы Копенгагена смогут спать спокойно? – спросила корреспондентка Politiken

Она могла спать спокойно уже сейчас – с таким некрасивым лицом, да еще украшенным россыпью прыщей на лбу, практически нет шансов угодить в жертвы к Татуировщику. Бедная, хоть бы челку отрастила…

– Мы делаем все возможное, – сухо ответил Йенсен.

– Вы делаете это уже третий год! – напомнил долговязый корреспондент DR1.

– Наш противник изобретателен и непредсказуем, – вяло парировал Йенсен. – Смею вас заверить, что мы не сидим сложа руки. Мы значительно продвинулись в своей работе…

– А Татуировщик продвинулся еще больше – уже тринадцать человек убил! – выкрикнули кто-то из последнего ряда.